Привет, миссис

Ватсон!..

 

Почти документальная повесть

Θ

Аннотация

В книге в увлекательной и остросюжетной форме анализируются жизненные ситуации, с которыми может столкнуться каждый, независимо от материального и социального положения, национальности, веры, расы, пола и возраста.

Авторы стремятся показать мозаику людских судеб, переведенную на язык закона и художественных образов.

Что скрывается за фасадом гражданских судебных процессов? В этом пытаются разобраться журналистка и юрист – связующее звено историй, представленных в предлагаемой читателю книге.

Θ

Сведение об авторах

Роман Аронов, юрист, магистр права, окончил Международный независимый университет Молдовы (ULIM, 2000 г.), Международную кадровую академию, входящую в Европейскую сеть национальных информационных центров (ЮНЕСКО). Несмотря на свою молодость, имеет внушительную юридическую практику, является внештатным консультантом по правовым вопросам в Государственной службе по культам при Правительстве РМ, возглавляет юридическую фирму «Dominio Iure », активно участвует в общественной жизни страны. Президент Международной школы бизнеса в РМ.

Мирослава Метляева, писатель, журналист, переводчик; в советские времена окончила Кишиневский госуниверситет (специальность - русский язык и литература), высшие курсы работников радио, кино и телевидения (специализация – редактор ТВ). В 2002 году получила звание магистра психологии.

Наиболее значительными своими произведениями считает сборники поэзии «Я живу среди вас» (1992), «Песни ночи» (1994), переведенные в том же году на румынский язык; «Тень галеона» (2002). Сделала много переводов на русский язык из классической и современной румынской поэзии и прозы. Награждена медалью «Никита Стэнеску» (Плоешть, Румыния, 2004 г.).

Θ

От авторов

Дорогие читатели!

Книга, которую вы держите в руках, о вас и для вас.

В ней описаны проблемы, с которыми может столкнуться каждый, независимо от материального положения, общественного статуса, религиозных убеждений, национальности, расы, пола и возраста.

Полагаясь на пресловутый «авось» перед лицом свершившихся фактов, люди оказываются беспомощными из-за незнания своих личных прав и свобод, а также обязанностей, часто способствуя запутыванию ситуаций, в которые они попадают.

Читая нашу повесть, мы уверены, вы поразитесь тому, участниками каких замысловатых сюжетов могут стать самые обыкновенные люди и сколько усилий приходится приложить, чтобы помочь им выпутаться из, казалось бы, безнадежных жизненных хитросплетений. Причем, в центре нашего внимания не криминал, а повседневная жизнь и столкновения людей на бытовой почве.

Мы старались собрать мозаику людских судеб, переведенную на язык закона и художественных образов. В книге не просто повествуется об историях и проблемах наших современников. В ней анализируются юридически грамотные и верные решения их жизненных неудач и ошибок.

Вы увидите, что скрывается за фасадом судебных процессов при рассмотрении гражданских дел по существу.

Связующим звеном сюжетов в нашей книге, являются журналистка и юрист, в которых не следует усматривать конкретных людей. Конечно же, у них есть реальные прототипы, но в целом – это обобщенные образы представителей ставших особенно популярными в нынешние времена профессий.

Имена персонажей наших историй, некоторые обстоятельства описываемых сюжетов изменены, но основная канва происходящих событий сохранена.

Нам хотелось написать книгу, которая затронет читательские сердца и откроет их хотя бы для более внимательного отношения людей к себе и своему окружению.

Роман Аронов,

Мирослава Метляева.

Θ

Вместо пролога

 

Елена Васильевна с трудом заставила себя взглянуть на часы. – Ого! – вскочила она. – Так и есть – проспала. Полдевятого! А на девять у нее назначена встреча с одним из внештатников. Обещал принести что-то особенное. На фоне парадных описаний очередных тусовок, ритуальных празднеств и клановых презентаций этот автор приносил материалы, связанные все-таки с житейскими ситуациями, заставлявшие дрогнуть сердца читателей и в какой-то степени повышавшие тираж газеты.

С полузакрытыми глазами она ринулась в ванную. Спешно привела себя в порядок. Вызвала такси. Шепнула еще спавшей старенькой матери – «Пока. Я позвоню» - и умчалась в редакцию.

Она успела в самый раз. Пробежав глазами несколько страничек, корректно отреагировав на дежурный комплимент и распрощавшись с внештатником, она остановила свой взгляд на стопке бумаг к следующему номеру. Затем взглянула на серое, во всю стену окно. За стеклом чихало и сопливило гриппозное весеннее утро с шумом шин и резкими выкриками рабочих на издательском дворе, занятых погрузкой-разгрузкой бумажно-печатной продукции.

Хроническая усталость давала о себе знать. Новые, уже становившиеся старыми, времена заставляли экономить на всем. Газета, которую она выпускала, держалась на спонсорах, богатеньких «буратинах», из которых она с трудом выколачивала деньги на каждый номер. Кроме понта – как же держатели СМИ! – им хотелось еще и прибыли. А тут хотя бы по нулям выйти. Так что была Елена Васильевна Топорова, как она говаривала, и швец и жнец, и на дуде игрец, то бишь не только редактором, но и фотокором, и просто кором, и ответственным секретарем и мало ли еще кем.

- Рубрику что ли новую завести? – вздохнула она. Была у нее идея, но вот только что из этого получится?

Вчера Елена Васильевна заглянула в одну из контор, которых в их здании развелось немерено. Газеты и журналы появлялись и лопались, как мыльные пузыри, опустевшие кабинеты занимали переводческие фирмы, нотариальные конторы, компьютерные службы. На двери, которую она открыла, тускло мерцала добротная металлическая пластинка с надписью «Юридические услуги. Судебный поверенный Александр Семенович Рывкин». Александр Семенович, восточного типа человек лет тридцати, выглядевший просто Сашей, - протянул ей руку. – Добрый день. Что привело вас к нам? – спросил он с интонацией семейного врача.

Дело, по которому она решила обратиться, давно ее беспокоило. Надо было разобраться в бумагах по приватизации квартиры. Но всё руки не доходили. А вот теперь она решилась, наконец-то, проконсультироваться. Дело оказалось не таким уж простым. Александр Семенович разъяснил ей, что на все уйдет достаточно много времени и взялся помочь.

- Александр Семенович, - неожиданно отвлекшись от темы, - спросила Топорова, - вот у вас на дверной табличке написано «судебный поверенный». Знаете, девятнадцатым веком повеяло… Что-то мне не встречалось в нынешние времена такое словосочетание. А слово-то какое – «поверенный»…

- Ничего не вижу странного,- почти обиделся Рывкин. – И слово нормальное, ассоциируется с таким замечательным – «поверить».

- Я ничего против не имею. Просто мне оно показалось уж очень архаичным. И что оно вообще значит?

- Попытаюсь объяснить. Судебный поверенный – это, как правило, профессиональный юрист, который представляет интересы юридических и физических лиц в судебных инстанциях на основании выданной ему этими лицами доверенности.

- А чем он отличается от адвоката? – не унималась Елена Васильевна.

- Адвокат тоже в своем роде поверенный, только его полномочия пошире: он имеет монополию на уголовные дела, - как школьнице объяснил Саша.

- Мне и в голову не приходило, что у нас существует институт судебных поверенных…

- Могу еще дополнить, что и в советские времена это понятие существовало. А сейчас в республике две трети гражданских дел в судах ведут судебные поверенные, а не адвокаты, - менторским тоном завершил свою маленькую лекцию Рывкин.

Уже вечером Елена Васильевна подумала, а что если этот симпатичный молодой юрист согласится вести полосу в ее газете по всяким житейским вопросам, требующим юридического разъяснения. Вот она, к примеру, тоже не догадывалась о многом в занимающем ее деле, и, как оказалось, крючков в нем не счесть, а выпутываться надо.

На следующий день она все еще колебалась, стоит ли беспокоить человека, но потом, решительно отодвинув стопку бумаг, набрала номер «Юридических услуг». - Заходите, - раздался в трубке знакомый голос.

Она поднялась на четвертый этаж. Александр Семенович сразу же предупредил ее, что времени у него в обрез и он спешит на судебное заседание.

- Александр Семенович…

- Можете называть меня Саша, - перебил ее молодой человек.

- Мне как-то неловко, - усмехнулась Елена Васильевна, - а впрочем, почему нет: мой сын, наверняка, вашего возраста.

- Вот и хорошо, - любезно отреагировал юрист. – Так с чем вы ко мне сегодня? Бумаги необходимые принесли?

- Конечно. Вот они. Но кроме этого у меня к вам просьба…

И Елена Васильевна, набравшись духу, выпалила: Ведите у меня юридическую рубрику. И мне хорошо, и вам реклама.

Александр Семенович даже рассмеялся:

- Ну и ну! Скажу честно, не ожидал. Дайте подумать. Я вам позвоню.

- Саша, только не раздумывайте долго. У меня номер горит, - буквально взмолилась Елена Васильевна.

- Ничего не могу обещать, но к вечеру позвоню, - любезно усмехнулся Александр Семенович.

Часам к семи он позвонил.

- У меня завтра есть свободное время с часу до трех. Вас устраивает?

- Нет слов! Значит, вы согласны?

- Попробуем.

Θ

Кто в доме хозяин?

Елена Васильевна, честно говоря, испереживалась. Вечером она рассеянно приготовила ужин, невпопад отвечая на вопросы старенькой матери-пенсионерки, бывшей учительницы, которая в свои за восемьдесят имела парочку учеников – соседских пацанов: восьмилетнего Никиту, страдающего от «англичанки», и тринадцатилетнего Андрея, изнывающего от всего гуманитарного комплекса, включая свои собственные, подростковые. Мать, сидя за столом, возмущалась новой системой образования.

«Куррикулум» еще называется! - ворчала она. И кто там этой программой занимается? Я бы с ними поговорила! – А что это ты такая невнимательная? – вдруг заинтересовалась она. «Ой, мама, не спрашивай. Я тут задумала одно дело. Потом расскажу».

Утро прошло незаметно: отдала наборщице Маше пару материалов. Заходила корректор Люся: «Нет ли чего?». Созвонилась по поводу установки кондиционера. То, да се... Не успела оглянуться, как подошло время. Александр Семенович пришел тютелька в тютельку, с довольно большой папкой.

- Ну что, начнем?

- Я тут обдумывала о тематике и вообще, какой механизм нашей работы будет?

- Изобретать велосипед не станем. У меня целая куча уже разобранных дел, так что начнем с одного из них. Вы, кстати, учли, что дела гражданские? Я уголовщиной не занимаюсь.

- Для меня, главное, чтобы людей захватило.

- Давайте-ка, возьмемся за это дело. – Саша указал на принесенные бумаги. – Сколько народу у нас за последние годы поуезжало на ПМЖ, и так, на заработки?

- Да уж…

- …И в Израиль, и в США, и в ближнее зарубежье. А вы знаете, сколько глупостей натворили, в спешке оформляя дела: наподписывали бумаг, не глядя, не думая, а вдруг вернемся?, а вдруг делаем что-то не так? - Вот пример, - и Саша похлопал ладонью по папке.

Елена Васильевна взялась за ручку, слушая молодого юриста, иногда перебивая его вопросами по существу дела и просматривая бумаги, которые он, время от времени, вытаскивал из дела и передавал ей.

Слова нанизывались на слова. И все четче вырисовывались контуры странной истории.

***

Ранним утром где-то в середине 90-х годов к Александру Семеновичу, тогда еще студенту юрфака, но уже начавшему юридическую практику в качестве консультанта  в одной общественной организации, посту­чался пожилой человек. «Вексельман Михаил Самуилович, 23-го года рождения», - представился он. По ходу разговора Александр узнал, что Михаил Самуилович - заслуженный учитель Молдовы, известный сельский педагог, более 45 лет преподававший матема­тику в русско-молдавских школах, под­готовивший немало специалистов для среднего и высшего звена тогда еще формировавшейся системы народного образования страны, ветеран труда. Ко времени прихода к Александру он был уже совсем одинок, дочь с семьей проживала в Израиле. Кроме родных могил здесь его уже ничто не удерживало, и он намеревался уехать на Землю Обетованную. Незадолго до этого он побывал в синагоге, где ему сказали, что возвращение в Изра­иль - это заповедь для каждого еврея.

Полученное благословение укрепило Михаила Самуиловича в стремлении уехать. За год до отъ­езда он приватизировал свою кварти­ру, доставшуюся долгим ожиданием в очереди (целых 15 лет!) и тяжким трудом. На­конец-то, на склоне лет он стал соб­ственником жилья. Кто из рожденных в СССР не знает из опыта прошлых лет, каково было тогда обзавестись квартирой!

Михаил Самуилович с большим оп­тимизмом рассказывал о своих планах на будущее, связывая их с благопри­ятным отношением к старикам в Из­раиле. «Судьба еврея непредсказуема, - вздыхал он, - тем более, если идет речь о старом человеке. Я уезжаю в Израиль - хоть там и неспокойно. Это маленькая страна с большими пробле­мами, и я не могу этого не учитывать. А в Молдове прошла вся моя жизнь. Поэтому я, уезжая в Израиль, не хо­тел бы сжигать мосты, объединяющие обе родные мне страны. И мало ли что может случиться, поэтому мне хотелось бы сохранить живую связь со своей второй родиной». «Что вы имеете в ви­ду?» - поинтересовался юрисконсульт. «Мне не хотелось бы продавать свою квартиру, иначе я лишу себя возмож­ности вернуться или просто приезжать к себе домой. Потому что меня многое связывает с Молдовой - вос­поминания, да и просто стены родно­го дома»...

Несмотря на то, что Михаил Самуилович, привыкший, как и большинство советских людей, верить на слово людям, даже мало­знакомым, тем не менее, он все же решил обратиться к юристу за консультацией, как бы предчувствуя серьезность при­нятого им решения. «Я хотел попасть именно к Вам, - продолжил он. - Больше месяца я искал Ваши координаты, так как знал о Вас заочно от знакомых прихожан. Знаете, как у нас в синагоге: сидят старики, беседуют о том, о сем… Я обмолвился, что ищу хорошего юриста и никак не могу найти. Вот один из них и сказал мне, что Вы хоть и юный, но очень толковый. Он о Вас слышал от своего приятеля».

Вексельман попросил совета, что можно сделать с жильем и как это правильно юридически оформить. Александр Семенович посоветовал ему перед отъез­дом заключить договор о сдаче внаем квартиры с потенциальными нанимателями, и было бы неплохо убедиться, что квартиросъемщики - порядочные лю­ди. Все следует сделать в пись­менной форме и удостоверить нотариально. Получив совет, пожилой человек распрощался и ушел. Однако Рывкина после ухода г-на Вексельмана охватило какое-то беспокойство, какая-то под­сознательная тревога.

Так они и расстались - пожилой человек и начинающий юрист.

После этого визита Михаил Самуилович больше не объявлялся.

Прошло около десяти лет. Начинающий юрист набрался опыта, создал свою юридическую фирму «Dominio Iure», стал преподавателем ведущего ву­за республики. Одним словом, многое изменилось. Жизнь за этот период была настолько насыщена событиями, что год можно было смело считать за два.

Жарким летним днем 2006 года раз­дался телефонный звонок, явно не мест­ной связи. Звонок был из Израиля.

Рывкин поднял трубку и услышал знакомый голос, запомнившийся сво­им своеобразным тембром. Голос он помнил, а имени нет. «Вы меня не уз­наете? - спросил знакомый незнакомец. - Меня зовут...» И снова прозвучало имя Вексельмана Михаила Самуилови­ча. И он поведал, что стал религиоз­ным человеком, прихожанином синагоги в Иерусалиме, членом обществен­ного совета местной общины. «Я рад за вас», - сказал Александр Семенович. «Ой, не очень радуйтесь».

- А что произошло? - спросил Рывкин.

- Вы помните о том, какой совет я получил от вас перед моим отъездом?

- Конечно, помню.

- Тогда, после нашей встречи, я пришел домой и вдруг понял, что лю­дей, на которых можно положиться, в общем-то, у меня нет. Перебрав в голове всех своих знакомых, перелис­тав раз десять свою телефонную книж­ку, я не нашел никого, кому бы смог довериться. А между тем мой выезд на ПМЖ был уже оформлен, виза открыта. И тогда я выр­вал из обыкновенной ученической тет­ради листок в клеточку и красной пастой написал посередине:

«Объявление. Сдаю 3-комнатную квартиру со всеми удобствами на первом эта­же» и поставил отметку «Срочно!».

Михаил Самуилович повесил объявление при входе в подъезд свое­го дома.

На третий день, вечером, раздался телефонный звонок. На родном ему молдавском языке он услышал: «Я по объявлению». Это стало завязкой ис­тории. Из телефонного разговора Михаил Самуилович узнал, что с ним разговаривает г-н Лашку, глава семьи, состоящей из него и его супруги.

Встретившись с ними уже у себя дома, Михаил Самуилович увидел обыкновенную сельскую супружескую чету средних лет, приехавшую трудоустроиться в столице. Кварти­ра им очень понравилась. Вексельман по совету Рывкина сразу сказал, что, следуя закону, хочет оформить отно­шения сдачи квартиры внаем юриди­чески. Другая сторона не возражала и даже выразила желание оплатить но­тариальные и другие расходы по оформлению документов.

Вексельман хотел получить плату за жилье за 3 года вперед и назвал сум­му. Будущие квартиранты немного сби­ли цену, и все трое ударили по рукам. Правда, расплатились в два захода: на момент заключения договора  дали большую часть, а остальное - в день отъезда. Сделка была заключена  по всем правилам, правда с другим юристом, удостоверена у нотариуса, и Вексельман с легкой душой уехал в Израиль, забрав с собой оригинал договора найма жилья и домовую кни­гу. Договор был, как уже сказано, за­ключен на 3 года.

Когда наступил срок прекращения договора, Вексельман позвонил из Иерусалима своим квартирантам и предложил им продлить его еще на 3 года, на что другая сторона в ли­це господина Лашку, доселе проявляв­шая весьма корректное отношение к собственнику жилья, неожиданно бросила ему в ответ пренебрежительную фразу: «Еще чего! В этом нет ника­кой необходимости!».

Будучи человеком деликатным, Век­сельман не сдержался и воскликнул: «Как?!» На этот вопрос ответила уже г-жа Лашку, выхватив трубку у мужа и тыкая: «Для тебя и тебе подобным есть две причины, по которым этот до­говор не будет продлен: во-первых, ты еврей и поэтому должен жить в Из­раиле, и делать тебе здесь нечего, а во-вторых, я уже в этой квартире пропи­сана, у нас есть дубликат домовой книги, и в этих стенах родилась наша дочь, которой мы эту квартиру и оставим. А ты - одной ногой в могиле, и отцепись!».

Вельксельмана чуть не хватил удар. Он повесил трубку. Так плохо ему было только тогда, в войну, когда он видел, как полицаи расстрели­вали на обочине дороги евреев и захватывали их имущество.

Придя в се­бя, скрепя сердце, он решил перетер­петь. И терпел долго. Но, думая  о  своей  собственной дочери  и внучке, которым он завещал свою квартиру в Кишиневе еще за полгода до сдачи ее внаем, он решил восстановить справедливость и постоять за себя и родную кровь.

Семья, естественно, поддержала ста­рого человека.

Александр попросил один день для осмысления услышанного. Ему сразу стало ясно, что дело это сложное, хотя и понятно, что тут явный грабеж средь бела дня - попытка захвата чу­жой собственности у пожилого чело­века.

Спустя две недели было оформле­но исковое заявление о выселении семьи Лашку, об аннулировании постоянной регистрации ее членов в квартире, а также о возмещении платы за наем в связи с проживанием в жилище сверх оговоренного срока без согласия собственника жилья. Параллельно с этим Рывкин обратился к Президенту РМ:

«Мы обращаемся к Вам, господин Президент, как к гаранту Конституции с просьбой о содействии и защите интересов нашего соотечественника, уважаемого человека не только в Мол­дове, но и за рубежом, человека, ко­торому в свои 82 года очень тяжело защищать собственные интересы. Мы просим Вас рассмотреть возможность Вашего содействия в этом деле, чтобы соци­ально-юридическая истина, наконец, восторжествовала».

Из аппарата Президента РМ при­шел ответ: «Рассмотрение поднятого Вами вопроса относится к компетен­ции судебных инстанций, в которые рекомендуем Вам обратиться» (отметим, что дело уже на­ходилось в этих инстанциях).

Не будучи обескураженным этим ответом, Александр Семенович обратился в Комиссариат полиции соответствующе­го сектора города по месту нахожде­ния квартиры, а копии обращения направил в претуру сектора и в МВД, а затем снова в Президентуру. Ответ из претуры гласил следующее: «Выселение гражданина Лашку может быть осуществлено только на основании решения суда судебным исполнителем».

И круг замкнулся.

Судебный процесс тянулся более года. Первое заседание было назначе­но на середину июня, но оно не со­стоялось, так как супруга Лашку принес­ла справку о болезни супруга. Пос­ле предъявленной справки суд был от­ложен на август, и так происходило бо­лее 6 раз (!). За это время здоровье Вексельмана резко ухудшилось, и Рывкин стал беспокоиться за жизнь своего клиента. Он как чело­век, соблюдающий юридическую эти­ку, чувствовал ответственность за пожилого человека, видя, как все идут на по­воду у противной стороны.

Когда рассмотрение иска Вексель­мана было назначено уже на октябрь, Александр Семенович дал себе слово добиться ре­шения в отсутствие противной сторо­ны.

В день судебного заседания про­тивная сторона, как обычно, не яви­лась. Не явился и адвокат Леонида Лаш­ку. Александр Рывкин выступил в суде со следующим заявлением: «Прошу суд, учитывая, что ответчик был надле­жащим образом проинформирован о месте и времени судебного заседания, но не представил необходимых докумен­тов, подтверждающих факт уважитель­ного отсутствия, а также принимая во внимание плохое состояние здоровья истца, рас­смотреть иск и вынести решение по существу в от­сутствие ответчика». Суд полностью поддержал позицию юриста и принял решение о полном удовлет­ворении иска Вексельмана.

Однако противная сторона не ути­хомирилась и, посчитав решение судьи первой инстанции необоснованным и незаконным, а его действия - ангажированными, подала апелляцию и потребовала полностью отменить решение, вынесенное судом первой инстанции. В своем заявлении Леонид Лашку потребова­л отменить полностью решение суда в пользу Вексельмана, так как оно ущемляет его конституционное право на неприкосновенность жилья.

Более того, он указал, что реше­ние было принято в его отсутствие, что является недопустимым, и предъяви­л очередную справку о болезни (где была эта справка в день судебного разбирательства в октябре?). По его мнению, суд первой инстанции нарушил нормы права и не разобрался в обстоятельствах дела.

В конце ноября собралась Колле­гия по гражданским делам для рассмот­рения   апелляции господина Лашку. Как обычно, им было предъяв­лено ходатайство о переносе судебно­го заседания на следующий год. Кол­легия была готова удовлетворить это ходатайство, но Рывкин зая­вил протест и потребовал, чтобы оче­редное заседание состоялось до конца года, в декабре, сославшись на пло­хое состояние здоровья истца, подтвер­жденное документально.

Заседание было перенесено на се­редину декабря.

Противная сторона явилась на за­седание, потребовав полностью отменить решение первой инстанции, нарушающей конституционное право Лашку на жилье, ввиду того, что суд принял решение по существу и нарушил принцип состязательности сторон в его отсутствие. Защита Вексельмана потребовала оставить решение суда первой инстанции в силе как закон­ное и обоснованное, а доводы апел­лянтов признать незаконными и не­обоснованными.

Коллегия по гражданским делам Апелляционной палаты не удов­летворила ничье ходатайство и верну­ла дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции.

После этого про­шло еще пять месяцев. Дело попало к новому судье. И слушания возобно­вились. Не будем останавливаться на ставших привычными переносах су­дебных заседаний. Противная сторона изменила тактику борьбы и наняла из­вестного адвоката. Леонид Лашку подал встреч­ное исковое заявление о признании действительным контракта о купле-продаже квартиры. Теперь роли поменялись: истцом по встречному иску выступил господин Лаш­ку, а ответчиком стал бедняга Вексельман, отметивший в день подачи встреч­ного иска свое 83-летие.

Впервые за весь процесс Рывкин вынужден был попросить суд перенести заседание с целью ознакомления со встречным иском и подго­товки отзыва. Встречный иск Леонида Лашку поразил Рывкина своей изобретательностью. По этому иску получалось, что контракт на самом деле был договором не о най­ме, а о купле-продаже, а деньги явля­лись не оплатой за проживание, а сум­мой, за которую была куплена квар­тира. И сделано это было якобы для того, чтобы избежать налогообложения за продажу жилья. Кроме того, утверждалось, что Вексельман обещал че­рез пять лет оформить право собствен­ности на семью Лашку. Мало того, истец по встречному иску требовал привлечения свидетелей.

Ознакомившись с этой бумагой, Рывкин представил от­зыв, в котором дал правовую оценку встречному иску:

- если это договор купли-продажи, то оформление его совершено без со­блюдения требований, предъявляемых к сделкам подобного рода, а именно: нет нотариального удостоверения и последующей регистрации в кадастре недвижимого имущества;

- а если нарушены требования по форм­е сделки, то заинтересованная сто­рона не вправе требовать привлечения свидетелей для подтверждения сделки в случае спора.

Таким образом, нельзя признать действительным договор, который никогда не существовал.

Поэтому Рывкин попросил суд при­нять во внимание, что истец по основному иску обещаний об оформлении права собственности на Лашку не давал. Более того, стороны заключили нотариально удостоверенный договор найма, из которого не вытекает каких-либо оснований для последующей купли-продажи квартиры.

Что касается ремонта квартиры, произведенного семьей Лашку, то нет никаких документов, подтверждающих факт капитального ремонта. Кроме то­го, пунктом 4 Договора о найме квар­тиранты обязывались провести за свой счет ремонт квартиры.

Согласно данным кадастра, квартира за­регистрирована за Вексельманом. И в соответствии с договором семья Лаш­ку должна была покинуть квартиру, принадлежащую Вексельману, по окон­чании срока действия договора о найме квартиры.

Юрист указал, что действия семьи Лашку грубо нарушают право частной собственности.

И в заключение Рывкин потребовал:

- отказать полностью в удовлетворении встреч­ного иска Лашку;

- выселить семью Лашку;

- аннулировать постоянную пропис­ку Лашку в этой квартире;

- возместить за счет Лашку плату за наем квартиры, в связи с проживанием в ней без согласия собственника.

Что касается свидетелей, то об их ангажированности можно было судить по ответу на такой простой вопрос Рывкина: «Видели ли вы, как вруча­лись деньги?». Они сказали: «Нет, не видели, но слышали от господина Лашку».

Итак, наконец-то, было вынесено решение суда с формулировкой:

«Полностью удовлетворить встреч­ный иск Лашку и признать действительным договор купли-продажи квартиры, заключенный между Лашку и Вексельманом, и все судебные издержки возложить на Вексельмана, требования которого необоснованны и незаконны».

Тем самым суд признал договор о найме квартиры договором о купле-продаже, взяв за основу аргументы Лашку и его свидетелей.

С каким сердцем Рывкину надо было сообщить несчастному пенсионеру, что его лишили собственности!

В день принятия судебного реше­ния семья Лашку отпраздновала ново­селье.  Так из  простых квартирантов, семья Лашку превратилась в законных собственников трехкомнатной столичной квартиры. Старик плакал. С ним случился инсульт. Впервые он не пошел на шаббат.

Теперь уже Рывкин написал апел­ляцию, повторив все ранее выдвинутые требования.

Кроме того, он указал, что заключение суда первой инстанции о том, что Лашку и Вексельман заключили именно договор купли-продажи квартиры, в результате которого Лашку стал собственником этого жилья, является в корне ошибочным, так как в то же самое время те же стороны заключили договор имущественного найма той же самой квартиры. И этот договор был нотариально удостоверен.

Более того, суду не было представлено Леонидом Лашку ни одного относящегося к делу доказательства, которое бы подтверждало факт заключения договора об отчуждении спорной недвижимости.

Вексельман является единственным собственником квартиры и вправе требовать защиты права собственности на свое жилое помещение и выселения Лашку и членов его семьи из квартиры.

Таким образом, в суде первой инстанции не были доказаны достаточными аргументами обстоятельства, имеющие важное правовое значение, которые первая инстанция посчитала установленными. Также выводы суда, изложенные в мотивировочной части решения, явно противоречат обстоятельствам дела. Поэтому все требования Лашку являются незаконными и необоснованными, а само решение суда подлежит полной отмене. Перед этим Рывкиным были осуществлены обширные консультации с коллегами.

В результате Коллегия по гражданским делам вынесла новое решение, которым отменила решение суда первой инстанции, полностью удовлетворив апелляцию Рывкина. Спус­тя два месяца кассационная жалоба Лашку в Высшую судебную палату республики была признана недопустимой. Таким образом, имущественные интересы Век­сельмана, наконец-то, были полностью восстановлены. Но какой ценой?!

***

Елена, пробежав записанную историю от начала до конца, завершила ее следующим постскриптумом:

«Дорогие наши читатели! Мы на­чали эту рубрику в надежде, что она принесет вам пользу. Ни для кого не секрет, что наше население не очень-то владеет правовыми знаниями. В прежние времена мы уповали на госу­дарство. Нынешние времена заставляют нас быть более компетентными в юридических вопросах. Стереотипы прошлого не позволяют в полной ме­ре осуществлять защиту права на част­ную собственность. Поэтому, имея свой дом, квартиру, дачу и т.д., и т.п., вы должны быть четко осведомлены о ва­ших правах и обязанностях. И, что главное, внимательней относитесь к то­му, на кого вы рассчитываете, кому до­веряете. Никогда не игнорируйте чело­веческий фактор!»

***

Елене Васильевне и в голову не могло придти, что после публикации на нее обрушится такой поток корреспонденции и телефонных звонков. Читатели, помня еще о прежней роли прессы в судьбах людей, обращались с личными просьбами помочь.

- Знаете что, - вдруг обратилась к шефу Полина Аркадьевна, ведающая подпиской и неформальными связями с общественностью, давайте-ка я займусь раз в неделю телефонными звонками и письмами по этим вопросам. Пустите объявление, а я заведу журнал.

Елена Васильевна с удивлением взглянула на решительную, с бойкими седыми кудряшками Полину, и согласно кивнула: «Идет!». Так появилась общественная приемная по накипевшим вопросам.

Кто на новенького?!

Спустя неделю, часам к одиннадцати в редакцию постучали. Елена, не отрывая головы от бумаг, буркнула «войдите» (только начнешь работу, обязательно кто-то прервет, – недовольно подумала она), и в кабинет протиснулась полноватая, приземистая немолодая женщина, одетая явно в «секонд-хэнд».

- Можно вас побеспокоить?

- Раз зашли, говорите.

Женщина порылась в своей сумке и достала оттуда аккуратно сложенную вчетверо газету.

- Вот тут я у вас прочитала статью…, - и она развернула на столе шуршащую бумагу, - мне бы поговорить с вами…

Это был уже третий посетитель, явившийся сюда по поводу их первой с Рывкиным  публикации. «Садитесь», - Елена сочувствующе посмотрела на женщину, отложила в сторону начатый было очерк и приготовилась слушать.

Звали посетительницу Роза Равшановна Булуктаева. Рассказ свой она начала о себе.

Исходя уже из первых фраз, было ясно, что ей не особенно везло в жизни.

С мужем она развелась за пару месяцев до рождения дочери, уже имея трехлетнего сына. Пришлось самой подымать детей на ноги. А если еще учесть, что попала она в Молдову из родного Крыма по распределению после окончания техникума легкой промышленности, то можно себе представить, сколько сил было потрачено, пока она обосновалась на новом месте. А тут еще этот неудачный брак. Но она была не из тех, кто ноет.

И постепенно все налаживалось, дети подросли, помогать по дому стали, но грянули новые времена, повлекшие за собой новые нравы и жизненные установки, и все пошло наперекосяк. Уже, казалось бы, и квартирой обзавелась, но содержать ее средств не хватало.

Хорошо обдумав ситуацию и трезво рассчитав свои возможности, посоветовавшись с уже повзрослевшими, но еще не устроенными детьми, Роза Равшановна решила продать квартиру в городе, на часть вырученных денег купить домик в пригороде, а остальное отложить на «черный» день. И как это стало привычным у нас в Молдове, самое популярное рекламное издание – народная газета «Маклер» - оказалась в руках у нашей героини. Газета пестрела объявлениями по продаже недвижимости. Одно из них бросилось Розе Равшановне в глаза: «В селе Бачой продается дом, недорого. Возможен торг».

Дальше пошло по накатанной схеме: звонок продавцу, встреча заинтересованных сторон, подготовка документов, визит к нотариусу и финальный аккорд – государственная регистрация договора купли-продажи в территориальном кадастровом органе столицы.

Домик был скромным, с приусадебным участком в девять соток. Достался он прежней владелице по дарственной от родителей.

Итак, Роза Равшановна получила то, к чему так стремилась. Сделав небольшой ремонт, она обосновалась в своем домике, и каждый день на маршрутке отправлялась в Кишинев вместе с сыном на работу – в сапожную мастерскую, где вместе с ним занималась ремонтом обуви.

Работа не из легких – запах химикатов, тяжелая физическая нагрузка, в каждую трещину рук въелась краска, а уж о зрении и говорить не приходится: очень оно ухудшилось из-за вредных условий в подвальном помещении. Единственная отрада – домик в селе, где и воздух свежий, прозрачный, и покоя больше.

Почти все деньги шли на оплату учебы дочери в университете. Очень уж хотелось, чтобы выбилась девочка в люди, и не мучилась, как мать и брат. Жизнь шла своим чередом. И вдруг… О это тревожное «вдруг» спустя почти три года!

Рано утром в дверь постучался сельский почтальон и под роспись вручил Розе Равшановне увесистый конверт вместе с извещением. «Это вам из суда», - сказал он. Раскрыв конверт, женщина обнаружила какие-то материалы на государственном языке. «Я так и знала!», - в сердцах воскликнула она. Она зашла к знакомой учительнице из местной школы, и та перевела ей на русский язык содержимое пакета.

Это было исковое заявление в суд, где она, Роза Равшановна Булуктаева, привлекалась ответчиком по делу, касавшемуся ее жилища. Оказывается, бывшая собственница дома, который приобрела Роза Равшановна почти три года назад, требует признать договор купли-продажи недействительным, обосновывая это требование своей недееспособностью, поясняя, что в силу психического недуга она не понимала характера своих действий и не отдавала себе отчета в своих поступках. При этом Вера Чимпоеш, так звали прежнюю владелицу дома, гарантировала возврат Розе Равшановне суммы, указанной в договоре, а именно – две тысячи долларов.

Скажем откровенно, мало кто указывал в те времена, да и теперь, реальную стоимость недвижимости при ее покупке. Живут люди сегодняшним днем, не думая о последствиях и экономя на собственной безопасности. Так и Роза Равшановна вручила при покупке дома Вере Чимпоеш 10 тысяч долларов, оформив сделку на две тысячи долларов и не взяв никакой расписки о вручении действительной суммы денег. Ей и в голову не могло прийти, что дело примет такой оборот спустя почти три года. Как могла заподозрить она в этой обыкновенной сельской женщине с вполне нормальным взглядом на жизнь психическую больную с 20-летним стажем!

- Что сказать, - круто вам «повезло» с партнером – посочувствовала Елена.

После того, как учительница все это ей перевела, как могла, Роза Равшановна окаменела, а потом, схватилась за сердце и залилась слезами. Этим иском прежняя владелица дома фактически выбрасывала ее с детьми на улицу, к тому же ограбив, так как гарантировала возврат только двух тысяч долларов. И даже если бы все деньги были возвращены, разве Роза Равшановна могла бы теперь приобрести себе домик за такую сумму?

- Слезами тут не поможешь, - сказала Елена Васильевна, набирая номер Рывкина: - Саша, тут у меня посетительница. Может примешь?

И Роза Равшановна поднялась на четвертый этаж.

Уже с первой минуты Александр Семенович стал напряженно думать, что еще может стоять за этими бумагами: «Я не верю в истинность причин, указанных в иске. Надо бы докопаться, где же тут собака зарыта», - поделился он потом с Еленой Васильевной.

- Расскажите-ка мне подробнее о вашем общении с бывшей владелицей дома, для меня важны все детали, - попросил он Розу Равшановну, когда та немного успокоилась.

- В принципе, я видела Веру Чимпоеш всего три раза: первый – при встрече, когда познакомились и осмотрели дом, потом – у нотариуса, а затем, спустя два с половиной года, уже у себя дома, куда Вера Чимпоеш пришла вместе со своим мужем.

Кстати, Роза Равшановна передала 10 тысяч долларов за домик именно мужу бывшей владелицы в ее присутствии. Роза Равшановна удивилась этому приходу, так как ее ничто не связывало с прежней владелицей дома, все свои обязательства она выполнила.

Ион (так звали мужа Веры), как только переступил порог дома, долго не церемонясь, сказал: «Я не скрою, мы с женой хотим, чтобы ты вернула нам этот дом обратно и забирай свои две тысячи долларов, так как погоды они мне не делают, а дома в селе подорожали, и будут дорожать.

Я был у своего родственника в примэрии и договорился там насчет приватизации прилегающего к дому земельного участка. Так что вот тебе твои две тысячи долларов, давай расписку об их получении и собирай свои манатки. Вижу, что за это время у тебя их немного скопилось, так что выметайся отсюда в течение пяти дней. Все мои родственники в селе за меня горой. И поторопись с ключами. Ты – бесхозная баба, так что тебе ничто и никто не поможет».

Как этот налет выдержала несчастная женщина, можно только догадываться. От денег Роза Равшановна категорически отказалась. И, не дожидаясь ответа, парочка скрылась под вопли бедной Розы Равшановны.

Не дожидаясь исхода дела, Елена стала работать над материалом.

Просматривая свои записи, она остановилась на мысли, что причина иска не в психическом недуге продавца, а в элементарной корысти.

- Естественно, - ответил Александр, обсуждая будущий очерк. - Я как только услышал слова Розы Равшановны о визите супругов, меня как обухом по голове стукнуло: надо же так обнаглеть - использовать диагноз в корыстных целях!

И Александр Семенович, готовясь к судебному заседанию, обратил внимание на то, что иск подан от двух лиц: бывшей владелицы дома Веры Чимпоеш и от ее супруга Иона Чимпоеш. Ион Чимпоеш, как соистец, указывает, что его жена с 1986 года состоит на учете в психдиспансере после перенесенной черепно-мозговой травмы.

Несчастная Роза Равшановна с дрожью в голосе спросила у Александра, что будет с ней и есть ли хоть какая-то возможность отстоять свой дом. Запуганная женщина уже готова была бросить все, лишь бы избежать угрозы насилия над собой и детьми.

Что мог ответить ей юрист? Он сказал, что решение по делу будет принято не им, а судом: «Я могу гарантировать вам только честно и грамотно оказывать юридическую помощь».

В первую очередь, Александр обратился в суд с ходатайством о переносе заседания суда для подготовки отзыва и заявил ходатайство о проведении судебно-психиатрической экспертизы.

- О чем вы там просите, - спросила Елена Васильевна, поинтересовавшись о ходе дела.

- Я поставил перед экспертами два основных вопроса: каким именно психическим заболеванием страдает Чимпоеш, и с какого времени она болеет и представляет ли ее заболевание опасность для окружающих, - ответил Саша.

Заключение экспертов давало исчерпывающие ответы на вопросы о состоянии здоровья Веры Чимпоеш.

Увы! Она была психически нездорова – шизофрения параноидального типа, причем с 1986 года.  Для общества она не представляла опасности, так как болезнь не проявляется в агрессивной форме, однако в моменты обострения, как указывали эксперты, она может не отдавать отчета в своих действиях и руководить ими.

Да-а-а. Задачка оказалась не из легких. С медицинской точки зрения – Вера была нездорова, однако не отдавала себе отчета только в моменты обострения.

Рывкин в своих рассуждениях вернулся ко дню заключения договора – 27 мая 2004 года. Ни нотариус, ни покупатель, Роза Равшановна, не заметили никаких признаков неадекватного поведения Веры Чимпоеш в момент подписания договора. Она весьма достойно представляла свои интересы в нотариальной конторе, проявив намерение на продажу дома; вместе с мужем приняла деньги, причем настояла на получении полной суммы до заключения договора, т.е. была очень расчетливой при заключении сделки.

«А как она вела себя в суде? - полюбопытствовала Елена Васильевна. – Неужели ее болезнь ни в чем себя не проявляла?». «Вера вела себя адекватно, и только к финишу судебного разбирательства судья разрешил рассмотрение дела в ее отсутствие, учитывая все-таки состояние ее здоровья, - ответил Александр Семенович. - Она устно заявила в суде, что доверяет мужу представлять в суде ее интересы. Так дорогой супруг получил статус поверенного лица в судебном процессе».

Елена Васильевна никак не могла себе представить, как можно выкрутиться в подобной ситуации, когда психическая болезнь истца налицо, и в то же время совершена такая подлость в отношении ни в чем не повинной Розы Равшановны.

Вот тут-то Рывкин столкнулся с проблемой признания сделки совершенной лицом, признанным недееспособным, недействительной, на что налегал вооруженный двойным статусом Ион Чимпоеш. В суде Чимпоеш, твердо уверенный в своей правоте, устами своего адвоката полностью подтвердил свои первоначальные требования: а) признать договор недействительным, так как жена не в своем уме; б) признать за Верой Чимпоеш право собственности на жилой дом; в) обязать территориальный кадастровый орган зарегистрировать право собственности за Верой Чимпоеш; г) обязать Розу Булуктаеву не чинить препятствий при возврате дома в собственность Веры Чимпоеш и принять назад 2000 долларов США.

Саша заглянул в редакцию посоветоваться. Время неумолимо бежало вперед. Надо было что-то предпринимать для защиты несчастной женщины, но где найти аргументы? Беседа Елены с Рывкиным прервалась, так как его вызвали в офис.

Елена осталась в редакции одна. «Ведь если хорошо подумать, - рассуждала она сама с собой, - каждый из нас, желая приобрести в собственность дом, квартиру, приусадебный участок – да мало ли что! – может попасть в такую же ловушку. Неужели при таких сделках необходимо еще и заключение врача о вменяемости ее участников? Кроме того, почему суд не обращает внимания на теневую сторону иска Веры Чимпоеш, на «серого кардинала» процесса – ее супруга?

Начнем даже с того, почему он, супруг, выступает как соистец? Ведь дом не его! По дарственной родителей дом являлся собственностью его жены. Ведь невооруженным глазом виден его собственный интерес, когда наблюдаешь, как он манипулирует супругой, вернее, ее болезнью. Но как это доказать?».

- Вот именно, - отметил Александр Семенович, вернувшись в редакцию и выслушав Елену. - Корысти Ион и не скрывает. Сказал же он в суде: «Продешевили, надо наверстать упущенное!» И у него, как мы видим, мощный аргумент – болезнь жены.

Елена с горячностью возразила: - Как психолог (а она была еще и магистром психологии), я утверждаю, что не всякий психически больной может быть объявлен недееспособным. Разве заключение врачей о недееспособности лица может быть достаточным основанием, чтобы признать договор купли-продажи недействительным?

- Очень верное замечание, - откликнулся Рывкин. – Главное, чтобы суд это учел. А суду я представил следующие аргументы в защиту Розы Равшановны. Обратите внимание, в медицинском заключении при общем, довольно абстрактном описании болезни во временном протяжении, акцент делается, во-первых, на пересказе бреда больной Чимпоеш о том, что она в 2004 году слышала голоса, которые диктовали ей, что надо продать дом, чему она и последовала. Затем опять экспертиза опирается на бред Веры Чимпоеш, будто спустя почти три года она снова услышала голоса, но уже с требованием вернуть дом обратно. Мало того, экспертиза приводит слова нездоровой психически женщины о том, что Роза Равшановна колдовала в доме для того, чтобы дом остался у нее. И далее следует подробное описание колдовства в медицинском документе.

- Но самое интересное, - продолжил Александр Семенович, - что при всей расплывчатости медицинского заключения, датированного 2006 годом, четко указано, что на 27 мая 2004 года Вера Чимпоеш была недееспособной. - Очень все это выглядит странно, - задумчиво протянул он. – Обследование делается в 2006 году, чтобы доказать недееспособность человека на определенную дату в 2004 году! И это на голом месте, без каких-либо медицинских актов, подтверждающих психическое состояние Веры в тот момент.

- Дайте-ка, я позвоню своему знакомому, вдруг пришло в голову Елене Васильевне. Этот знакомый, доктор медицинских наук, приударивал за ней после ее болезненного развода с мужем. Чтобы не впасть в депрессию, она тогда вместе со своей молодой приятельницей пошла на вечерний стационар университета, чтобы защититься на звание магистра психологии. Вместе с юношами и девушками, годными ей в дети, Елена с рвением училась и защитилась, заодно познакомившись с Алексеем, читавшим курс на факультете психологии. И вот теперь она набирала его номер.

- Да ты что! - бурно отреагировал он, - это очень деликатное дело – признать человека недееспособным даже в момент кризиса болезни, не говоря уже о течении болезни в прошлом, когда нет серьезных документов, подтверждающих состояние больного именно в определенный момент.

- А потом, - вдруг осенило Елену Васильевну, - как Вера, судя по бумагам, могла быть в одно и то же время у нотариуса и на таком серьезном обследовании, да еще в момент обострения болезни, как утверждает ее супруг?

- Более того, - заметил Рывкин, - эта дата в медицинском заключении появилась со слов супруга и самой больной, которая в 2006 году, по словам медиков, сказала, что именно 27 мая 2004 года она «испытывала бредовые идеи преследования, колдовства, была охвачена ими и не спала из-за этого всю ночь». Это же надо, такая память и полное осознание в 2006 году своего состояния 27 мая 2004 года! И эксперты высшей категории (!) в своем заключении сделали опору на слова самой больной и ее супруга, кстати очень заинтересованных, независимо от диагноза, в исходе дела в свою пользу. Но и это еще не основной наш аргумент. Дело в том, - продолжил Александр, - что человек может быть признан недееспособным только по решению суда в соответствии с Гражданским и Гражданско-процессуальным законодательством страны. Причем психиатрическая экспертиза о состоянии здоровья лица не является доказательством, которое могло бы подтвердить недееспособность лица. Этот документ лишь констатирует диагноз психического заболевания, в то время как только суд по заявлению самых близких родственников или прокурора может инициировать производство о признании лица недееспособным. Таким образом, документом, подтверждающим недееспособность лица, является только и только решение компетентной судебной инстанции. Никакие другие внесудебные акты для подтверждения этого факта приниматься не могут. А суду в процессе рассмотрения дела не был предоставлен такой документ.

Все эти аргументы и готовился предъявить в суде Александр Рывкин.

В предположениях об исходе дела, что должно было произойти на следующее утро в суде, Елена пошла домой в довольно беспокойном состоянии духа. В тот же вечер Алексей перезвонил ей, так как его тоже зацепила эта история, и он успел созвониться со своими коллегами-врачами, которые подтвердили слова юриста о том, что только суд может признать человека недееспособным с юридической точки зрения, а не родственники или экспертное учреждение.

- И вообще, если дело не будет выиграно, то это будет просто абсурд! - горячился медик. – Ведь в случае выигрыша Иона и Веры, этот же Ион может повторить тот же сценарий с другими людьми, манипулируя заключением экспертизы и не желая через суд признать недееспособность жены.

- Если мы, посторонние люди, так реагируем на это дело, представляешь, каково Розе Равшановне! – поддакнула Елена.

В полдень следующего дня по телефону Александр Семенович зачитал решение суда: «Полностью отказать как в необоснованном и незаконном иске Чимпоеш Вере и Чимпоеш Иона к Розе Булуктаевой».

Это была победа! Настоящая победа над мошенниками! Суд также отметил агрессивность поведения Иона Чимпоеш в доме Розы Булуктаевой, за которое он может быть привлечен к уголовной ответственности. Справедливость наконец-то восторжествовала! Проигравшая сторона не решилась опротестовать решение суда первой инстанции, так как его законность и обоснованность не вызывала, видимо, уже никаких сомнений даже у таких авантюристов.

Кто следующий? – вдруг подумалось Елене Васильевне. И она, готовя очерк к печати, приписала в конце: «Дорогие читатели, перед совершением сделки и подписанием важных  документов присмотритесь, не стоит ли на вашем пути какая-нибудь очередная Вера Чимпоеш».

С легким ли паром, господа?

Маршрутка была забита доотказа. Но деваться было некуда (день был расписан до минуты). Елена Васильевна втиснулась в эту консервную банку с вязкой тишиной и тяжелым воздухом. Неожиданно водитель врубил динамик: «А я люблю военных, высоких, здоровенных», - просекла общественное молчание разухабистая песня.

Суровые лица в маршрутке не дрогнули. Время от времени в салоне наблюдалось некоторое перемещение: из него, как из тюбика зубной пасты, выдавливалась порция пассажиров и тут же восстанавливалась новыми. Елена Васильевна выскочила на остановку раньше, чтобы отдышаться.

Надо было встретиться с новым верстальщиком. От прежнего пришлось отказаться: время от времени, то ли от перегрузок – а работал он в трех местах плюс еще подработки всякие -, то ли от неустойчивости нервной системы, случались с ним сбои. Он, взрослый семейный человек, садился перед компьютером и ни с того, ни с сего вдруг исходил молчаливыми мужскими слезами. Это значило, что номер висит на волоске. А газета была вроде журнала, довольно объемная, но выходила раз в месяц, и срывать ее выпуск – не шло ни в какие ворота: постоянные читатели не потерпели бы, не говоря уже об учредителях, да и с новой рубрикой тираж пошел вверх. В общем, сказала ему Елена Васильевна «отдохни ты немного, Петенька», он согласно кивнул головой, и расставание состоялось.

С новым верстальщиком, интеллигентным Митей, познакомила ее приятельница. Митя понравился хотя бы уже тем, что глаза у него были веселые и депрессиям он явно не подвергался.

Поднявшись на второй этаж, Елена Васильевна увидела, что ее уже ждут. Это был Рывкин.

- Сегодня ну никак не могу уделить вам время. Разберитесь сами. Если подойдет, - берите, - Александр Семенович протянул ей увесистый пакет и, помахав рукой, скрылся в глубине коридора.

Потом заглянул Митя. Разъяснив, чего она от него ждет, Елена Васильевна передала ему несколько полос для верстки. «Будет сделано, - отрапортовал Митя, - и Елена Васильевна осталась наедине с собой и своими планами на день. Значит так, - отдам в набор материалы, сбегаю в библиотеку на презентацию очередного гения, перекушу, и посмотрим, что там в папке. Елена Васильевна поймала себя на мысли, что здорово подсела на судебные казусы. Она сопереживала, нервничала, негодовала, когда входила в суть разбираемых дел, каждый раз представляла себя на месте простаков, попавшихся на удочку какого-нибудь  мошенника, и точно так же, каждый раз, понимала, что недалеко ушла от тех легковерных, с судьбами которых она по воле случая столкнулась. Уже во второй половине дня она открыла папку.

***

Кто не помнит, как с конца 80-х – начала 90-х годов уже прошлого века только-только набирало силы местное предпринимательство. Многие руководствовались прежними сказками советских времен о хаотичном, неплановом капиталистическом хозяйствовании, и уж сколько народу ухнулось крепко оземь, руководствуясь ими, и не перечесть.

Но были и те, кто все-таки что-то соображал: взявшись за дело, и о планах не забыли, и расчетами не погнушались. Братья Теренте, Василе и Федор, действуя по большей части интуитивно и, как и многие, не имея особых знаний о предпринимательстве, культуре и этике бизнеса, будучи типичными представителями первичного накопления капитала, все же отличались от многих представителей «новых» хотя бы тем, что обзавелись штатным юристом и, в принципе, стали сторонниками юридически защищенного бизнеса. В сфере розничной торговли табачными изделиями братья заняли свою нишу, где чувствовали себя безопасно, так как закон они уважали и к действиям «по понятиям» относились с предубеждением.

Им и в голову не приходило, что у них могут возникнуть проблемы. Достаток, свой круг общения, свои развлечения, свои традиции создавали атмосферу избранности, исключительности. А конкурентная борьба за место под солнцем как бы вносила пряный оттенок в их образ жизни.

Братья Теренте были молоды, но уже обзавелись семьями. Семья, бизнес - все отнимало довольно много времени, душевных и физических сил.

В общем, при всей своей репутации порядочных семьянинов, братья любили все-таки оторваться «на стороне», расслабиться, чтобы отряхнуться от всего и повеселиться на всю катушку. И образовался у них свой небольшой кружок, объединенный некоей традицией, устоявшейся за 11 лет совместного приятельства, и общих интересов.

Место, время, состав участников ставшего привычным ритуала были неизменными. А традиция была такова: перед каждым новым годом братья Теренте и три их однокашника по школе отправлялись в сауну (то бишь в баню) попариться и, скажем откровенно, не только… Не знаем, навеяна ли была эта традиция рязановским фильмом или нет, однако то, что стала она неотъемлемой частью их жизни – это факт.

Сауна была из дорогих, отделана по всем финским стандартам: хозяин строил ее явно с расчетом на новых VIP-персон. Стоимость услуг была почасовая – по 20 евро с носа, а выпивку можно было принести с собой.

В этот день, когда фортуна повернулась не тем боком к одному из участников традиционной помывки, все они явились в сауну несколько навеселе. Встретил их банщик Петру, мужчина лет сорока, работающий в этой системе не первый год и хорошо усвоивший повадки клиентуры, в том числе «братьев Теренте и К^о». Следует отметить, что чем больше успех сопутствовал Василе и Федору, тем прижимистей они становились: цену каждому бануцу они хорошо знали, и поэтому, если уж платили за развлечения, то отрывались по полной программе и выжимали за свои кровные все, что возможно.

Банщик почтительно провел гостей куда надо, обеспечив их всеми аксессуарами банного действа, и услужливо напомнил, что если возникнет какая нужда в нем, то следует нажать на кнопку вызова, и он немедля появится на месте.

Что сказать, пили братья с компанией, не щадя живота своего, и за друзей, и за врагов. По традиции, каждый из пяти присутствующих, по часовой стрелке, должен был произнести тост, и по этой самой часовой стрелке тосты произносились уже несчетное количество раз. Внезапно выпивка прекратилась. Кончилось горючее. А душа и мотор сердца требовали своего.

Так и не нащупав кнопку вызова, старший из братьев, Федор, вызвал банщика Петру по мобильному телефону, дал ему пятнадцать минут на поход в магазин за спиртным, и вся компания гуртом завалилась в парную.

Услужливый Петру принес, что от него требовалось, и все закрутилось по новой. Где-то через час закончилась закусь. Понятное дело, Петру был тут как тут. Закуска – колбаса, огурчики – появились, как по волшебству, минута в минуту, что и следовало из приказа развлекавшихся клиентов. Присутствовавшие были в восторге от услужливости банщика.

Но все когда-нибудь кончается, и подошла пора расчета. Когда Петру принес счет, старший брат, хотя и был крепко навеселе, с присущей ему дотошностью отсчитал положенную сумму и потребовал кассовый чек за услуги сауны. На лице банщика отразилось разочарование, но он безропотно выдал чек, затем вызвал такси, посадил господ в машины, поздравив их с наступающим Новым годом, и помахал на прощание ручкой.

Когда старший брат, Федор, явился домой, его благоверная, ни о чем не спрашивая, так как уже привыкла к традиционным новогодним аттракционам супруга, стала снимать с бесчувственного муженька пальто, и обнаружила, что под ним только… исподнее.

И вот тут необходимо отметить одно очень важное обстоятельство. За год до посещения сауны Федор с супругой был по делам бизнеса в Швейцарии. А поездка эта совпала с его днем рождения. Жена, желая сделать мужу приятное, подарила ему швейцарские часы фирмы Tissot («Тиссо») за полторы тысячи евро и шикарный костюм за 350 евро.

И вот теперь перед изумленной женщиной, еле держась на ногах, стояла ее дражайшая половина без штанов, то есть без костюма, и без часов. Супруга не могла уснуть до утра, и как только рассвело, она растормошила муженька и задала ему соответствующие вопросы. Федор помнил только то, что был в сауне, а также текст пяти тостов. Остальное провалилось в пустоту. Мгновенно протрезвев, он стал обзванивать бессменных участников банной традиции. Начал с брата Васи. Но у Васи никто не брал трубку, а «мобильный» был отключен.

Федя нутром понимал уважительную причину молчания, но дело не требовало отлагательств, и он на такси рванул к брату. После долгих звонков и стука в дверь ногами, послышались нетвердые шаги и бормотание «кого это черт принес в такую рань». Едва Василе открыл дверь, Федор с порога вместо приветствия спросил: «Где мой костюм и часы? Ты не в курсе?»

И Василе, без тени сомнения, произнес: «Как где? Ты же сам вчера снял часы с руки, и указал на костюм, который был на вешалке, банщику Петру, и сказал ему, что «это все твое в подарок от меня вместо чаевых по случаю Нового года». Петру был вне себя от счастья – еще бы, такая щедрость!».

Федор ничего не помнил, но твердо знал, что дарить ничего не собирался. Неужто по пьяне сердце дрогнуло? Он был в шоке – отдать подарок супруги какому-то банщику!

Тут же набрав телефон банщика, он не без смятения, спросил: «У тебя мои часы и костюм?». На что банщик дал утвердительный ответ: «Да, у меня». – Я сейчас приеду забрать свои вещи! – крикнул в трубку Федор, но Петру ответил: «Как забрать? Я тебе не отдам ничего, да и костюм мне впору».

Началась перебранка по телефону. Но банщик упорно отказывался вернуть вещи, считая их честно заработанными своим трудом, тем более, что в тот день он не получил от Федора никаких «чаевых».

Хозяин сауны на все жалобы отмахнулся от братьев, не желая вмешиваться: «Это ваши разборки, оставьте меня в покое».

Отрезвление было суровым. Будучи формалистом и буквоедом в бизнесе, Федор с тех же позиций попытался подойти к нестандартной житейской ситуации. Но он чувствовал себя совершенно беспомощным. В отчаянии он обратился к адвокату. Адвокат, не долго раздумывая, подал иск на Петру. И дальше пошла такая ерунда, что Федор решил найти другого человека.

Рывкин ознакомился с иском, который был выдвинут прежним адвокатом. А тот обратился в судебную инстанцию с требованиями:

- обязать Петру Донича вернуть Теренте Федору его имущество в виде костюма и часов, общей стоимостью в 1850 евро (прилагались чеки из магазинов);

- обязать Петру Донича выплатить в пользу Теренте Федора сумму в 5000 леев в качестве возмещения морального вреда;

- компенсировать за счет ответчика расходы по уплате госпошлины и расходы, связанные с оказанием юридических услуг.

Банщик был настолько уверен в своей правоте, что даже не нанял адвоката.

Александр Рывкин, ознакомившись со сложившейся ситуацией, решил вначале встретиться с банщиком. Петру оказался исполнительным трудягой с обостренным чувством собственного достоинства, явно ущемленным претензиями Федора на принадлежащие уже ему, Петру, и только ему, часы и костюм. Он считал себя абсолютно правым: «Я, как папа Карло, распинался перед ними в тот день, делал все, о чем только они меня ни просили, можно сказать, всю смену на них пахал, рассчитывая на чаевые. Кому сейчас деньги не нужны?! А они - все по счету, копейка в копейку, ничем меня не отблагодарили за старание. Я вам скажу, что это очень задело меня в глубине души. Я ничего не сказал. Но клиент, как видно, заметил, что я разочарован, и подарил мне при свидетелях часы и костюм. И, конечно, я ему благодарен».

Поверенный Федора Теренте попытался разъяснить банщику, что с юридической точки зрения этот вопрос не так прост, как ему кажется. «Вы своими действиями причинили имущественный ущерб Федору, незаконно присвоив себе его дорогостоящие вещи, тем более подарки жены. Кроме того, ваши услуги были полностью оплачены, что подтверждается кассовым чеком».

- Я не согласен с вами. Пусть дело решает суд, - был неумолимый ответ банщика.

Рывкин в своем выступлении в судебных прениях особо коснулся такой деликатной темы, как «чаевые» в деньгах и натуре. В соответствии с гражданским законодательством республики, отношения между Теренте и Доничем не могут квалифицироваться как отношения дарителя и одаряемого, ведь по договору дарения даритель безвозмездно (!) передает в собственность одаряемого свое имущество, а Донич твердил, что часы и костюм получил за дополнительные услуги. Таким образом, утверждение Донича, что Теренте подарил, а он принял дар, является незаконным и необоснованным.

Более того, Гражданский Кодекс страны указывает, что все сделки, независимо от их вида, заключенные между гражданами на сумму свыше одной тысячи леев, обязательно должны быть совершены в письменной форме.

А если стороны не соблюли письменной формы, то они не вправе требовать привлечения в подтверждение спорной сделки свидетелей. Поэтому утверждения младшего брата и остальных участников «банной церемонии» не могут быть приняты судом во внимание. И вообще, отношения между истцом и ответчиком квалифицируются как возмездное оказание услуг. И по этому договору Теренте Федор полностью оплатил их, получив кассовый чек.

Что касается «чаевых», законодательство Молдовы вообще не знает такого понятия. На практике «чаевые» означают выплату за предоставленные услуги определенной суммы, сверх установленной в счете к оплате за особое внимание к клиенту. Платить или не платить «чаевые» - дело клиента, и это вопрос не к праву, а к морали – заслужил или нет обслуживающий персонал дополнительной оплаты, то есть «чаевых». Поэтому требования Донича Петру получить «чаевые» либо в деньгах, либо в натуре с точки зрения действующего законодательства Республики Молдова являются недопустимыми и незаконными. Более того, Донич выполнял свою работу по индивидуальному трудовому договору согласно должностной инструкции, и эта работа была оплачена предприятием как зарплата.

И еще, когда истец передал часы и костюм банщику, то он передал их на хранение предприятию с правом требования их возврата, так как по закону администрация и персонал бани обязаны заботиться о сохранности вещей клиента. Но поведение Донича ну никак не демонстрировало заботу о собственности клиента, а напротив, - речь идет о незаконном присвоении вещей.

Следует подчеркнуть, что законом устанавливается презумпция добросовестности в делах, то есть исполнения обязанностей должно соответствовать основам правопорядка и нравственности. Но разве поведение Донича демонстрирует эти качества?

Дописав очерк до этого места, Елена Васильевна оторвалась от стола. На улице было уже темно.

- Ну что это ты так поздно, - с укоризной встретила ее мать.

- Мам, ну ты же знаешь, если у меня завал, лучше не спрашивать.

- Ладно, ладно, - примирительно замахала руками старушка.

Наскоро перехватив, Елена позвонила Рывкину: - Саша, тут у меня возник вопрос, а можно ли передать в счет уплаты «чаевых» костюм, часы, свои драгоценности? Усмехнувшись, Саша ответил: «А все, что прямо не запрещено, то разрешено. Однако, - продолжил он, - о чем я и сказал в суде, исходя из обстоятельств дела, нахождение истца в состоянии опьянения в момент совершения им необдуманного поступка, с учетом отсутствия соглашения между сторонами об отчуждении вещей, часы и костюм не могли быть приняты банщиком как «чаевые» за оказанные дополнительные услуги».

- Хорошо, - продолжала Елена Васильевна, - а как удалось подтвердить моральный вред? – Это было довольно затруднительно, - последовал ответ. - Что правда, то правда, Федор действительно потерял душевное равновесие, что отразилось и на делах, и на семейной жизни. Обстоятельства дела привели его к медику-психиатру, о чем суду было представлено заключение последнего, и Федору пришлось потратиться на восстановление психического здоровья. А закон о защите прав потребителя от 13 марта 2003 года предусматривает возмещение морального ущерба независимо от выплаты материального вреда, - на этом телефонный разговор закончился.

Утром, просматривая имеющиеся по делу бумаги, Елена была буквально изумлена. Оказывается, в ходе суда выяснилось, что банщик из чувства мести и озлобленности продал часы и костюм, так что вернуть их практически стало невозможным.

Тогда Рывкин изменил свои требования, заменив требование о возврате вещей в натуре на требование о взыскании с Донича стоимости не сохранившихся в натуре вещей.

Ответчик Донич по-прежнему упорствовал в отрицании своей вины.

Елена, отписывая материал, вдруг задумалась. Странная мысль, неожиданно промелькнувшая в голове, заставила бросить все и позвонить Рывкину:

- Тебе не кажется, что в этом деле что-то не так и немножко перевернуто с ног на голову?

- У меня тоже какое-то непонятное ощущение, будто я иду на поводу… Только не могу понять, у кого…

- А до меня, кажется, дошло, у кого!

- Уж не у предыдущего ли коллеги?

- Вот именно… Чутье тебя не обманывает. Мне легче, так как я не настолько в материалах дела и могу смотреть на все как бы со стороны. Так вот сейчас, отписывая материал, я обратила на одну, с моей точки зрения, важную деталь: а куда девался хозяин сауны? Какова его роль во всем этом деле?

Последовало долгое молчание. Затем Рывкин произнес, чуть ли не по слогам:

- Вы мне подали идею! Собственно, она лежит на поверхности. Хозяину сауны невероятно повезло, что иск подали на его работника, тем самым уведя его самого от ответственности. Не будем вдаваться сейчас в подробности, почему это произошло. Надо срочно все повернуть другой стороной. Я подготовлю уточненный иск, где привлеку к суду только хозяина.

С этого момента дело приобрело совсем другой оборот. Если бы все осталось по-прежнему, то судебный исполнитель ходил бы за банщиком до скончания века за возмещением стоимости вещей Федора. Для хозяина сауны уточненный иск был вроде взрыва бомбы. А ведь по сути дела отвечать за действия своего подчиненного на рабочем месте должен был он, работодатель. И теперь проблемы, которые он считал не своими, стали его собственными, и по закону получалось так, что именно он должен был возместить причиненный Федору ущерб, как материальный, так и моральный.

Суд полностью признал вину хозяина сауны, ибо все претензии, предъявленные до этого к его работнику, всецело относились к нему. И теперь владельцу сауны, и только ему предстояло выяснять свои отношения с Петру, чтобы хоть как-то компенсировать свои немалые убытки из-за этого, как ему казалось, глупейшего дела.

Но Федора Теренте уже ничто не волновало: разве может что-либо сравниться со всепоглощающим чувством счастья от полученной сатисфакции!

После звонка Рывкина об исходе дела, Елена предложила:

- Саша, есть чуток времени пофилософствовать?

- Через час освобожусь.

- Знаешь, - сидя в кафешке напротив здания Дома печати, обратилась к Рывкину Елена Васильевна, - вот у меня совершенно не вызывает сочувствия ни один из участников конфликта. Посмотри, как бесцеремонно обращались клиенты с банщиком. Завелись большие деньги – значит наплевать на всех и море по колено? Никакой этики, никакого уважения к человеку!

Александр Семенович усмехнулся: - О чем вы говорите! Им же казалось, что заплатив за все, они покупают и душу человека. Одним словом, осчастливленный робот им обязан всем.

- Вот чем наши «новые» отличаются от западных, можешь ответить? – Елена повернула лицо к Саше.

- Могу. У них целые направления в науке о бизнесе посвящены умению общения с подчиненными и наоборот. А у нас? – я не говорю о студентах вузов, а о тех, с первичным накоплением капитала… Их разве загонишь на какую-нибудь лекцию об этике бизнеса?

- А сам Петру? Ведь у него ничего, кроме зависти и социальной озлобленности нет и не было. Честно говоря, я его в какой-то степени даже понимаю. Но должны же быть все-таки у человека какие-то представления о совести!

- Совесть… Нравственные понятия…, - грустно усмехнулся Рывкин. - А вы обратили внимание на брата Федора – Василе и оставшихся в тени дружков? С какой охотой они свидетельствовали против своего! Как хорошо помнили его действия! Значит, не настолько были пьяны! Ведь могли остановить его, могли… Ан нет. Зато сколько тихого злорадства выявили, когда на их глазах их собрат и собутыльник совершал глупость. А сам хозяин сауны? Ведь он имел все шансы  улизнуть от ответственности, - откликнулась Елена. После некоторого молчания они, не сговариваясь, встали из-за столика и направились к выходу. – Главное, - сказал на прощание Рывкин, - что каждый, все-таки, получил свое.

Козел отпущения

- Привет, миссис Ватсон! - в дверях показалась смеющаяся физиономия верстальщика.

- А что, Митя, нравится?

- Да вы знаете, завлекает. Я тут приятелям дал почитать, так им тоже ничего показалось. Продолжение будет?

- Постараемся.

- Ну я побежал. Привет Холмсу!

Елена задумалась. Не все было так гладко, как хотелось бы. Пару дней назад заглянул к ней Михаил Глазырин, пожилой человек, подвизавшийся раньше на журналистском поприще.

- Можно пару газеток?

- Пожалуйста, вот там, на шкафчике. Демонстративно покряхтывая, он присел за стол напротив.

- Процветаете?

- Вашими б устами…

- Кстати, а где размещается кабинет любезного соавтора? Есть у меня к нему делишко… Занятно пишете.

У Елены после визита старого журналюги почему-то остался неприятный осадок. И не напрасно.

Где-то через пару часов позвонил Рывкин.

- Елена Васильевна. Тут у меня посетитель был.

- Михаил Илларионович?

- Что, и в редакцию заглядывал?

- Ну да. Спрашивал, как к вам попасть по делу.

- А говорил, какое дело?

- Я не поинтересовалась…

- А напрасно. Интересно, что он бы вам сказал? Мне он прямо с места в карьер брякнул: - Давайте, я  с вами работать буду. У меня связи хорошие. Мы с вами можем такое завертеть!..

- Вот бессовестный!

- Да вы не волнуйтесь. Я ему, вежливо так, все разъяснил…

Елене все равно было обидно до слез. Но дело на этом не кончилось.

Неделю спустя, столкнувшись у входа в здание с Рывкиным, она узнала, что этот визит Глазырина был не единственным.

- Представляете, - Александр Семенович, вернув Елену в фойе, продолжил, - снова ко мне заявился ваш Глазырин, но не один, а с главным редактором журнала «Страна и люди» с тем же предложением. Неужели среди журналистов нет элементарного корпоративного чувства локтя? Ведь это чужая идея, чужая разработка!

- Мне нечего вам ответить.

Но самое удивительное Саша открыл потом.

- Вы знаете, все как будто сговорились. Вам знакома Светлана Федорова?

Еще бы, ей и не знать этого имени! Работали даже вместе.

- Так вот она умудрилась где-то узнать мой домашний телефон. И вечером позвонила, причем нагловато так высказалась: «Что это вы прицепились к той жалкой газетенке. Давайте к нам! Мы издание солидное. Еженедельник. Известности вам поболе будет».

- Не дрогнули, Александр Семенович?

- Да вы что?! Я как раз интересный сюжет вам приготовил. На днях занесу.

- Ладно. Утешил. Созвонимся.

Но не очень-то и утешил Елену этот разговор.

Особой дружбы у нее с Федоровой никогда не было. Так, проходя по коридору, иногда здоровались, и то не всегда. А ведь…

В самом начале перестройки многие остались без работы. Елену это тоже не обошло. Что-то надо было предпринимать. Но удача все-таки не обошла ее стороной. Надумала создать первую в республике женскую газету нового формата. Она сумела зажечь своей идеей держателя нескольких изданий СМИ, и он пошел на рисковое дело, тем более, что Елену поддержали тогда деятели из ООН и лидер одной из только-только появившихся женских организаций.

Газета была ее любимым детищем. Сразу вокруг роем засуетилась молодежь.

Ей вспомнилась нашумевшая публикация начинающей тогда журналистки Даши Матюшиной «Красавица и 500 богатырей». А суть была в том, что девушка написала в «АиФ» отчаянное объявление: «Надоело все! Плевать на цивилизацию! Выйду замуж за лесника и буду жить в лесу».

Эффект был потрясающий. Более 500 писем! И даже приезжали издалека познакомиться с потенциальной невестой. Один из претендентов на руку и сердце, бородатый мужик, едва переступив порог, разочарованно протянул: «Э, да у тебя комплекция мелковата, и руки слабоваты». В общем, суженого девушка из этих 500 так себе и не выбрала, но шуму было много.

И вот как раз в это время Елена на улице повстречалась со Светланой Федоровой. Та была, что называется, с перевернутым лицом: «Дочь больна, денег нет, с работой, - сама понимаешь».

«Приходи ко мне. Много не обещаю, но не обижу», - сочувственно предложила Елена. Так они стали работать вместе. И совсем неплохо. Резонанс у газеты был довольно громкий. А тут с изданием что-то странное стало твориться. Издатель то количество полос сокращает, то выпуск задерживает. Жаба душить что ли стала? Ревность? Шуму много, а не о нем… Елена Васильевна зашла к нему как-то и предложила: «Давайте, мы вас пропиарим, вот и поездка в Будапешт намечается», но тут же поняла, перспектив на дальнейшее – никаких. И она ушла.

А то, что осталось от газеты, досталось Федоровой. «Мне деваться некуда, - я продолжу», - пряча глаза, призналась та. Но что больше всего поразило Елену, так это то, что Федорова попросила ее дать ей телефоны и вообще координаты всех связей по газете. «Знаешь, дорогая, - не выдержала Елена, - то, что ты остаешься, я еще понимаю, но остальное – это все равно, что ты в мой карман лезешь. Нарабатывай свое!».

Газета вскоре приказала долго жить. Но Федорову подхватили в другом месте. И несколько лет она Елене вообще на глаза не попадалась. Потом как-то столкнулись в коридоре Дома печати.

И вот теперь такое неприятное эхо прошлого прошелестело совсем рядом.

«Натура-дура, - подумалось Елене, - все те же приемы – нахальство и беспринципность».

Встретившись с Рывкиным, Елена Васильевна не удержалась и излила свою обиду на бывшую коллегу. Саша почти не удивился. «Чем душу травить, давайте лучше за работу возьмемся, а она не из простых». И они склонились над страницами очередного дела.

***

Наум Шварцман учредил в 1992 году фирму, целью которой было производство и реализация продуктов питания. Все рекомендовали ему зарегистрировать фирму в престижном районе в центре города с парковкой для автомобилей, так как высокая стоимость аренды окупилась бы за счет удобного для потребителей места и ростом объема продаж в связи с этим.

Будучи человеком скромным, не привыкшим быть на виду, господин Шварцман остановил свой выбор на двух комнатах в казенном здании на окраине города. Это был серый неприметный энергетический блок, принадлежащий одному из многочисленных научно-исследовательских институтов столицы. «Если суждено делу быть успешным, то оно и тут будет процветать», - решил он.

За девять лет последующей деятельности господин Шварцман достиг среднего уровня финансового благополучия. Следует отметить, что штат фирмы был невелик – всего три работника, а четвертым был он сам: и мешки таскал, и офис прибирал, и посетителей чаем обносил, экономя на должности секретарши.

Осенью 2001 года он по объявлению воспользовался услугами незнакомого, в принципе, человека, Дмитрия Бегу, в качестве экспедитора. До этого Дмитрий Бегу был таксистом, работа ни денег, ни удовлетворения не приносила, и поэтому он заинтересовался предложением предпринимателя. Никаких документов о приеме на работу не было оформлено, а сам Бегу приступил к выполнению поручений шефа. Это и понятно, ведь Бегу привлекался по разовым поручениям заказчика по гражданскому договору.

Спустя два месяца Дмитрий по заданию директора должен был поехать на Флоренскую птицефабрику для закупки трех мешков яичного порошка. По возвращению он припарковался у входной двери энергоблока, вынес мешки из багажника и проинформировал директора, что поручение выполнено. Директор попросил своих работников помочь поднять мешки на третий этаж – в складское помещение. Мешки были доставлены на место.

Уже стемнело. На дворе стоял ноябрь. Администрация, экономя электроэнергию, отключила в здании освещение, и двое работников, спускаясь к выходу, сказали Бегу, что подождут его внизу, так как директор попросил новичка немного задержаться.

Прошло 5 минут, 10… Те двое уже увидели, что и сам директор ушел, а Бегу все не появляется.

Вдруг через несколько секунд после ухода шефа, они услыхали душераздирающий крик из темноты здания. Сломя голову они бросились на третий этаж, где расстались до того с Бегу. Поднявшись наверх, мужчины с ужасом обнаружили полностью открытую дверь грузового лифта, а за дверью – мрак шахты.

Сам лифт до этого был застопорен на четвертом этаже. Более трех лет им никто не пользовался. Крики доносились со дна шахты. Но дно не просматривалось, и один из них побежал к охраннику, за фонариком. И когда они осветили шахту лифта, то увидели экспедитора Бегу лежащим на дне шахты. Достать его с третьего этажа было невозможно. Быстро спустившись на первый этаж, они позвонили в «скорую помощь» и предупредили директора о случившемся.

Между тем они вместе с охранником спустились на нулевой этаж и с трудом выволокли беднягу Бегу из шахты лифта. Минут через 15 приехала «скорая», которая доставила Бегу в больницу, где через полчаса в тот же вечер несчастный скончался. Остались сиротами трое детей, безработная 38-летняя жена, старуха-мать.

Что же случилось в те страшные минуты, когда двое сотоварищей ждали Бегу во дворе здания?

Для этого надо представить себе темный коридор, по левую сторону которого находилась дверь грузового лифта, а в метре от нее - точно такая же дверь запасного выхода из здания, на случай если лифт не действует, либо его ожидание затягивается.

Два обстоятельства сыграли роковую роль в случившемся. Во-первых, администрация энергоблока автоматически, без проверки присутствия людей в помещении, отключила электричество в шесть часов вечера, не учитывая, что световой день заканчивался где-то к 16.30. Так что темень в коридорах царила со второй половины дня. Во-вторых, когда Бегу предложил заказчику свои услуги, он скрыл от Шварцмана, что у него отсутствует левый глаз, вместо которого с детства носил стеклянный протез. Бегу должен был содержать семью и, естественно, он никому не демонстрировал своего увечья.

А Шварцман не заметил, что Бегу – инвалид. В темноте бедняга просто запутался в дверях, не разглядев, где какая дверь.

Шварцман был потрясен случившимся и полностью покрыл расходы на похороны несчастного.

Жена Бегу обратилась к адвокату за помощью по делу о выплате единовременного платежа в связи со смертью кормильца и возмещения морального вреда, связанного со смертью мужа, а также взыскания ежемесячных платежей на содержание несовершеннолетних детей. Все требования были предъявлены к ответчику в лице господина Шварцмана. Он должен был выплатить 73 тысячи леев в качестве единовременного платежа в связи со смертью работника, на содержание нетрудоспособных детей – 9679 леев 56 банов. Кроме того, возместить моральный ущерб, причиненный семье, – 450 тысяч леев, плюс сумму за судебные издержки. Общая сумма составляла более полумиллиона леев. Кроме того, вдова потребовала наложения ареста на имущество и квартиру бизнесмена.

И без того подавленный случившимся, Шварцман был буквально сражен предъявленным к нему иском. Пять адвокатов сменили друг друга за 5 лет суда, пока он, по рекомендации своих друзей, не обратился к Александру Рывкину за помощью. За это время ему пришлось немало пережить: развалилось производство, работники ушли, накопились долги предприятия перед бюджетом и за аренду офиса, квартира была под арестом, жить было уже не на что, так как даже квартиру невозможно было продать. И в самом кошмарном сне он не мог предвидеть такое.

Единственное, что могло дать возможность существования ему и его близким, так это вынужденный, похожий скорее на бегство, отъезд в Израиль. И вот на таком фоне дело досталось судебному поверенному Рывкину.

Первое, на что обратил внимание Александр Семенович, были аргументы противной стороны по полумиллионным требованиям. А аргументировала вдова Бегу в лице ее адвоката только одним тезисом, не имеющим никакого отношения к обоснованию ее претензий.

Они опирались на заключение инспекции труда о том, что Шварцман не проинструктировал Бегу по охране труда, что и привело последнего к несчастному случаю. Но изначально Бегу не был оформлен на постоянную работу к Шварцману, и судом первой инстанции был юридически верно и законно установлен факт отсутствия трудовых правоотношений между покойным и директором SRL, и между сторонами существовали не трудовые правоотношения, а гражданско-правовые в части договора возмездного оказания услуг. Поэтому в данном случае речь не могла идти о материальной ответственности работодателя. Тем более, что суду был представлен договор транспортной экспедиции, а в самом штатном расписании предприятия Шварцмана вообще не предусматривалась единица водителя-экспедитора.

К чести господина Шварцмана, следует отметить, что он болезненно переживал случившуюся трагедию и не отказывал в материальной помощи, хотя мог бы этого и не делать, однако такая огромная сумма, затребованная вдовой, превосходила все мыслимые границы.

Судебный поверенный прежде всего обратил внимание на размещение предприятия Шварцмана в здании энергоблока института. Шварцман был арендатором не всего блока, а только одной комнаты под офис, и другой – под склад. Лифтовое пространство не входило в площади, арендуемые Шварцманом. Кроме того, это пространство в течение рабочего времени заполнялось и другими арендаторами, снимавшими площадь у института на том же этаже.

Для Рывкина это имело первостепенное правовое значение. Во-первых, между Шварцманом и собственником лифта в лице института никогда не было никаких договорных отношений по эксплуатации грузового лифта, не работавшего к тому времени уже несколько лет. О чем тогда надо было инструктировать Бегу? Во-вторых, следовало установить, кому на момент несчастного случая принадлежал лифт, которым никто не пользовался.

Дело в том, что лифты, транспортные средства, механизмы и так далее, функции которых человек не может полностью контролировать, в юридической литературе называются источниками повышенной опасности.

Компетентными органами было установлено, что смерть наступила в результате падения в шахту лифта, то есть в результате нарушения технических норм по эксплуатации источника повышенной опасности как собственником лифта, так и его пользователями, заключившими с собственником договор аренды грузового лифта.

Гражданский кодекс устанавливает, что «обязанность возмещения вреда возлагается на лицо, которое владеет источником повышенной опасности на праве собственности или на другом законном основании, либо на лицо, которое взяло на себя обязанность охраны этого источника».

И судебный поверенный Рывкин вынужден был стать «детективом», докапывающимся до сведений, кто же все-таки являлся собственником, либо пользователем лифта. Среди гор бумаг он выявил документ, который назывался так: «Акт приемки-передачи грузового лифта  в аренду», подписанный директором института Николаем Марианом, представляющим в своем лице собственника зданий института, и Родионом Ющенко, представляющим частную фирму «Demetra & Co», находящуюся по соседству с офисом Шварцмана на том же этаже.

Для эксплуатации лифта фирма «Demetra & Co» должна была получить заключение службы лифттехнадзора, в чем арендатору грузового лифта было отказано, так как он не является собственником, а сам собственник, проявляя халатность, и не думал о таких «ненужных» затратах, как ремонт лифта, намереваясь «сплавить» ремонт на «Demetra & Co», что ему так и не удалось. На этом дело заглохло. И лифт, как Дамоклов меч, повис до времени, ожидая своего часа.

Александру Семеновичу, как Божий день, стало ясно, кто ответствен за несчастье.

Причинно-следственная связь между несчастным случаем и нарушением норм по эксплуатации грузового лифта указывала не на Шварцмана, ставшего козлом отпущения, а на институт, который фактически и юридически нес ответственность за гибель человека. Это он должен был компенсировать вдове полмиллиона леев.

Подтверждением виновности института в лице его должностного лица – г-на Н.Мариана – стал приговор суда «о признании Н.Мариана виновным в необеспечении содержания и надзора за грузовым лифтом и за непринятие мер по недопущению лиц к эксплуатации лифта»,  что и привело к смерти Бегу. Суд приговорил Н.Мариана к двум годам лишения свободы условно.

Судебный поверенный, выступая в суде, опроверг обвинения в адрес Шварцмана, приведя как аргумент вышеизложенное, и назвал истинного виновника гибели Бегу.

Александр Семенович, представив все необходимые документы, ходатайствовал о привлечении к делу по иску вдовы Бегу руководства института.

Он же потребовал отмены ареста с квартиры Шварцмана, потому что в соответствии с законодательством  учредитель юридического лица не отвечает по его обязательствам своим личным имуществом.

Суд принял решение отказать частично вдове Бегу по ее иску к Шварцману, признав требования к Шварцману необоснованными и незаконными, а также отменив арест с личного имущества Шварцмана. Суд обязал институт выплатить в качестве возмещения материального и морального вреда полмиллиона леев вдове Бегу. Но так как институт – это бюджетная организация, выплату должно было осуществить Министерство финансов.

Казалось бы, конец – делу венец. Но не тут-то было. Вдова почему-то прикипела всем своим существом к несчастному разоренному Шварцману: то ли фамилия понравилась, то ли привыкла к «работе» с ним, таким безропотным на первом этапе рассмотрения дела. Легче, конечно, иметь дело с местечковым евреем, исторически привыкшим откупаться от всех обвинений, виноват он или нет, чтобы выжить, чем с государством, с которого ой как трудно выжать казенные деньги, ведь весовые категории несравнимы!

Наша вдова вошла во вкус и по совету адвоката подала апелляцию в вышестоящую инстанцию с целью получения долгожданного полумиллиона с конкретного лица –  все того же Шварцмана. Ну никак ей не нравился истинный виновник гибели мужа – институт!

Апелляционный суд отказал вдове Бегу в удовлетворении ее апелляции, посчитав ее необоснованной и незаконной.

Поставив последнюю точку в повествовании, Елена с Рывкиным остановились на этом. Рассуждать по поводу рассказанного не имело смысла. Комментарии, что называется, излишни, господа!

Как остаться отцом

Елена давненько не видела Александра Семеновича. Хоть он ей и годился в сыновья, но она довольно редко обращалась к нему по имени: язык как-то не поворачивался. Вот такая мощная харизма была у Рывкина.

Каждый раз с удивлением она отмечала его острый взгляд на происходившие события, умение ориентироваться в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях и какую-то особую, стариковскую мудрость суждений.

- Тридцати еще нет, - а надо же! – делилась она с матерью. – Это, милая, неспроста, - подхватывала бывшая учительница, - тут, видны, и воспитание, и школа, а вернее всего, и удары самой жизни. Никакие университеты не заменят знакомства с неприкрашенной действительностью.

Елена Васильевна согласно кивнула головой. Она с горечью думала о многих, уже давно взрослых детях своих знакомых, ранее занимавших довольно высокие чиновничьи ниши при Советах.

Оторванная от всяческих забот, эта «золотая молодежь» - отпрыски отставных князьков, не очень-то приспособилась к новым условиям. Знала Елена и таких, кто распродавал нажитое родителями, оголяя родные стены, и пьяниц, и подсевших на иглу и косяк, и просто бездельников, сбившихся в тусовки таких же, как они, и брюзгливо крививших губы на молодых «новых», сильных и нахрапистых, среди которых, кстати, было и немало отпрысков приспособившихся чинуш, но уже с накачанными мышцами и широко расставленными локтями.

Рывкин был явно ни из той, ни из этой компании. Он никогда не распространялся о себе, но, по слухам, был из небогатой семьи и пробиваться пришлось самому. И в свои двадцать девять Александр был уже набирающим силы юристом и преподавал право в известном на всю республику университете. Худенький, подтянутый, всегда с доброжелательным взглядом, этот молодой человек обладал каким-то особым даром располагать к себе людей, без чего в его профессии не обойтись. Он был сама надежность. Ему не надо было прятаться за грубость и жлобство, чтобы самоутвердиться в своем мужестве.

Елена на одном из праздничных приемов познакомилась с его совсем юной супругой Аннушкой. Эта пара была просто создана друг для друга. И как только нашли они друг друга в этом «обновившемся» мире?! Крушение прежней системы, как цунами, снесло устоявшиеся нравственные принципы, поставив во главу угла «основной инстинкт».

Стыдно было наблюдать, как престарелые жуиры, прежде вопя «о падении буржуазной морали» теперь выводили на подиум малолеток, говоря о победе демократии и торжестве свободы.

Аннушка и Саша вышли как будто из другой жизни. Но при всем при том, они прочно стояли на земле при их кажущемся витании в облаках. Просто в каждом из них пошли в рост черты добра, заложенные родителями. Семена упали не на камни, а на благодатную почву.

Виктория Наумовна, мать Елены, прервала ее мысли:

- Вот скажи мне, каково нынче школьникам? Пришел ко мне вчера Никита. Третий класс. Задание ему на дом: сочинить стихотворение белым стихом, да так, чтобы все время прослеживалась такая логическая связь – «без того нет этого, а без этого нет того». Одним словом, как в сказке, «иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».

Дорогая, помоги мне и Никите. Ты человек пишущий.

Елена взялась за карандаш. Вышло такое: «Без букв нет слова,

без слова нет песни,

без песни нет веселья,

без веселья и на солнце холодно».

- Принимай, муля, шедевр, - Елена Васильевна зашла в комнату к матери – неужели педагог не понимает, что такое задание не по силам девятилетнему пацану и таким, как он ребятишкам?

- А о чем я тебе все время говорю, - живо откликнулась пожилая женщина. – Еще потом удивляются, что дети теряют интерес к школе.

Елена набрала домашний номер Рывкина. Никто не ответил. Через полчаса. Через час… Беспокойство охватило ее. Что могло случиться? В одиннадцатом часу раздался звонок.

- Елена Васильевна, - раздался срывающийся голос Саши.

- Что, что произошло?

- Поздравьте! У меня родился сын!

- Боже мой! Как же я упустила это! Я уж и не знала, что и думать! Поздравляю, Сашенька, тебя и Аннушку!

- Елена Васильевна, завтра я наведаюсь к вам. Есть интересный сюжет.

Рывкин, похудевший, с обострившимся и ставшим еще более заметным на опавшем лице носом, с горящими глазами сидел перед Еленой. Он был безмерно счастлив.

- Теперь перейдем к делу, - бодро начал он. – История, Елена Васильевна, как раз об отцовстве. Вот послушайте.

***

Они познакомились на дискотеке. Она – студентка мединститута, он – автослесарь. Ей понравился этот худенький, жгучий брюнет, ему – стройная, миловидная девушка. Долго не раздумывая, он познакомил ее со своими родителями и предложил ей уже никогда не расставаться. Она согласилась, правда, с условием: «Зачем расписываться? Кому нужны эти советские штучки – штамп в паспорте? Главное – чувства. Мы же, в конце концов, современные люди».

Своей квартиры ни у нее, ни у него не было. Ее родители пропадали на заработках в Италии. А сама она жила на мизерную стипендию. Он тоже не имел отдельной жилплощади, жил с родителями, и они, под давлением сына, не желая портить ему жизнь, согласились на совместное проживание с «молодыми», решившими строить свою жизнь в продвинутом стиле, то есть без свадебных церемоний, традиционных «горько» и, естественно, без каких-либо «штампов».

Самая большая комната в двадцать квадратных метров была отдана влюбленной паре - Аделине и Вячеславу.

С самого начала отношения между свекровью и невесткой не задались. Мать Вячеслава настаивала, чтобы дети оплачивали хотя бы часть коммунальных  услуг. Аделина называла ее скупердяйкой. Арбитром в стычках супруги со свекровью был Вячеслав, который всячески огораживал свою любимую, а свекор полностью отгородился от всех, тем более, что этому очень содействовал новый телевизор. Виртуальный мир был ему полностью подвластен: хочешь включай, хочешь отключай. Но чаще всего он отключался от всего, что его окружало. А вокруг происходило всякое.

Как-то Аделина, возвращаясь с занятий, столкнулась на лестничной площадке с соседом с нижнего этажа. Хватило одного взгляда, чтобы они узнали друг друга. Мир все-таки так тесен! Сосед, назовем его Сергей, одно время работал сварщиком на окраинах Рима. Как оказалось, Аделина тоже трудилась на окраинах Вечного города, но не на стройке…

Сергей не преминул намекнуть об этом матери Вячеслава. Мол, «кого пригрели?». Длительное время мать не подавала виду, что ей известна эта темная страничка биографии невестки.

Но в одну из ссор, приведшей к драке, свекровь выпалила все, что узнала об Аделине. Даже свекра эта сцена заставила оторваться от телевизора: полностью отключиться от жизни было невозможно.

Главное, что случившееся не повлияло на отношение Вячеслава к своей супруге: «Для меня важно, какая она сейчас!».

А потом появился малыш, чудесный мальчик, которого назвали Русланом. Как всегда, жизнь текла так, как хотелось Аделине, и в этом ей способствовал сам Вячеслав.

Памперсы, детское питание, уход, визиты к врачу, прогулки – всем этим занимались Вячеслав с мамой. «Не надо мешать ей учиться, пусть получит диплом». Он считал, что жена оценит его преданность и любовь.

Полностью освобожденная от семейных обязанностей, получая от мужа «карманные» деньги, Аделина оттягивалась на всю катушку. После рождения сына она расцвела. На улице на нее обращали внимание, встречные иномарки сигналили. Она стала задерживаться после занятий. Приходя домой довольно поздно и слегка навеселе, улыбаясь, оправдывалась: «Ой, мы с девчонками посидели немножко…».

Человек «сейчас» и «потом» очень зависит от собственного «вчера». Аделина динамично возвращалась в ту, неизвестную для Вячеслава, жизнь: на шее появилась наколка. Дорогие сигареты, купленные явно не на стипендию, стали неотъемлемым атрибутом ее нового «старого» образа жизни.

Однажды она пришла далеко за полночь, сильно «под шафе», еле передвигая ноги. Укладывая ее спать, Вячеслав увидел четкие знаки внимания другого мужчины. Это положило конец их связи. Наутро Вячеслав выставил за дверь чемоданы супруги - поборницы свободной любви, к вящей радости матери, и услышал от Аделины: «Ничего, вы меня еще попомните!». Мальчик остался при папе с бабушкой и дедушкой, потом пошел в детский сад. Все у него было, только мама почему-то исчезла из его жизни.

Аделина тем временем не терялась. Нашелся очередной партнер, у которого она и поселилась. И вдруг взыграло материнское чувство. Узнав, в какой садик ходит Руслан, она появилась там вместе со своим новым сожителем. Подозвав к себе четырехлетнего малыша, обласкала, обцеловала. Ребенок потянулся к маме, а мама, предъявив воспитателям документ, что Руслан ее сын, забрала ребенка с собой.

Когда Вячеслав пришел за Русланом, воспитатели сказали, что его забрала мать. «Какая мать?» - ужаснулся Вячеслав и чуть не лишился сознания.

Шок, депрессия – все это сполна ощутила семья Вячеслава.

И началась борьба за ребенка. Вячеслав ходил к Аделине и просил, чтобы его не лишали возможности общаться с сыном. Но новоиспеченная семейка гнала его в шею, а соседи не желали вмешиваться в чужие дела. Аделина же все четко продумала: после «захвата» ребенка она наняла хорошего адвоката, чтобы лишить Вячеслава права отцовства.

В короткие сроки Аделина приучила ребенка называть своего нового партнера «папочкой». А через определенное время Вячеслав получил повестку в суд, где предметом разбирательства стал вопрос о лишении его родительских прав, в обоснование чего были выдвинуты такие аргументы: Вячеслав не проявляет никакой заботы о ребенке со дня его рождения, не помогает материально, никогда не участвовал в его воспитании и содержании, ни разу не навещал. Домогаясь в последнее время встреч с сыном, он мешает «гармоничному развитию» ребенка.

Одним словом, доказывалось,  что недостойное поведение Вячеслава противоречит Семейному кодексу Республики Молдова, где сказано, что «если отец и мать уклоняются от выполнения родительских обязанностей, то они могут быть лишены родительских прав по решению суда».

А теперь о том, как Вячеслав вышел на Александра Семеновича.

- Вы не поверите, Елена Васильевна, но до этого я был знаком со старшим братом Вячеслава – Эдиком. – Готовьтесь к сюрпризу, - усмехнулся Александр Семенович. - И с Эдиком несколько лет назад случилась точно такая же история. И судебным поверенным  был я.

Рывкин выжидательно посмотрел на Елену Васильевну.

- Да это просто мистика какая-то! – ахнула та.

- Какая уж там мистика! – отмахнулся Рывкин. (Вячеслав срочно связался со своим братом, который был в это время в Испании на заработках, и тот дал ему номер телефона приемной моей юридической фирмы).

Ситуация, конечно, сложилась неординарная. Случай был намного сложнее предыдущего: у Вячеслава не было ни одного документа, подтверждавшего, что он не уклонялся от исполнения отцовских обязанностей, включая и содержание ребенка.

Доказательством были одни эмоции и ничем и никем не подтвержденные попытки увидеться с сыном, а между тем, согласно гражданско-процессуальному законодательству, каждая сторона обязана была доказать те обстоятельства, на которые она ссылалась, как на основание своих требований. Будучи совершенно безграмотным в юридических вопросах, касающихся семейных отношений, Вячеслав не обратился ни в полицию, ни в прокуратуру, ни в Центр по защите прав ребенка, а бегал по подъездам, как бездомная собачка, пытаясь достучаться до каменных сердец.

Мало того, он не оформил алиментов и передавал деньги Аделине из рук в руки.

Мягкотелость Вячеслава переходила все границы. Рывкин был просто в растерянности от беспомощности и неумения молодого человека постоять за свое мужское достоинство и за сына. И он сказал так: «Справедливость, не подтвержденная в суде документально, ничего не стоит. А ваши рассуждения по поводу нее годятся только для «мыльных» сериалов».

Судебный поверенный заставил Вячеслава изменить свое отношение к делу и, наконец-то, стать мужчиной.

«Учти, до суда осталось всего пятнадцать дней, - резко обратился Рывкин к своему подзащитному. - Будь добр: сбегай на почту и сделай, с интервалами в 2-3 дня, денежные переводы по адресу Аделины через систему электронных почтовых отправлений «Poşta Moldovei», это, во-первых! Все квитанции – мне на стол! Это, во-вторых. Далее для победы мы будем привлекать свидетелей».

Ушлая Аделина тем временем предоставила суду бумаги от почтового узла связи, где указывалось, что никаких отправлений Вячеслав по ее адресу не осуществлял. А какой еще ответ мог последовать от этого учреждения? Деньги-то шли из рук в руки…

От заведующей нового детсада Аделина принесла справку, что Вячеслава там никогда не видели.

Между тем, очередным документом, принесенным Вячеславом юристу, была характеристика с места работы Вячеслава, подтверждавшая его высокий моральный облик в противовес утверждениям Аделины, что он отъявленный негодяй.

Рывкин вдруг прервал свое повествование.

- Елена Васильевна, вы себе не представляете как, по мере добывания документов, менялся Вячеслав! Я сам удивлялся, как быстро он учился грамотно себя защищать. И следа от прежнего хлюпика не осталось!

За четыре дня до суда Вячеслав обратился в прокуратуру с заявлением о том, что нарушены его права отца со стороны бывшей сожительницы и ее нового супруга, а также к комиссару полиции сектора Ботаника с требованием привлечь к административной ответственности Аделину и ее нового партнера за оказанные препятствия в общении с сыном.

Кроме того, он отправил заявление начальнику Управления по защите прав ребенка. Нужно отметить, что соседи Вячеслава не остались в стороне и поддержали его, выступив в суде в качестве свидетелей.

Рывкин же обратился в Костюженскую психиатрическую клинику с запросом, не состоит ли Вячеслав на учете у нарколога или психиатра. И получил ответ: «Не состоит».

Более того, Александр Семенович получил от узла почтовой связи документ, который подтверждал, что Вячеслав осуществлял платежи по месту жительства Аделины.

Также два родителя из детского сада, который посещал маленький Руслан, оформили у нотариуса декларацию для суда, в которых указали, что до «захвата» сына Аделиной Вячеслав каждый день лично приходил за мальчиком в детский сад, чтобы забирать его домой. А однажды устроил настоящий праздник для всей группы – день рождения своего сына.

Доказательная база, собранная судебным поверенным, выбила почву из-под требований Аделины. Отметим, что Вячеслав вынужден был взять внеочередной отпуск и бегать по всем инстанциям, и этим Рывкин получил новое подтверждение искренней любви Вячеслава к своему сыну.

И тогда Александр Семенович выдвинул встречный иск, где и представил всю собранную документальную базу и потребовал полностью отклонить основной иск Аделины. В своем встречном иске он выдвигал требование не чинить препятствий для встреч отца с сыном по утвержденному графику два раза в неделю по выходным.

Аделина с супругом и адвокатом в предвкушении победы в своем «блицкриге» не могли прийти в себя при ознакомлении со встречным иском и документами, приложенными к нему.

Суд отказал в удовлетворении основного иска Аделины, где она настаивала на лишении Вячеслава родительских прав, и полностью удовлетворил встречное исковое заявление отца ребенка. Мать Вячеслава рыдала при вынесении судебного решения. Сколько здоровья и нервов отняли у нее ошибки ее детей!

Первый раунд был выигран. Но сколько драматизма таило в себе будущее!

Елена шла домой и думала об этом затрепанном слове «свобода». Свобода одного заканчивается там, где начинается вседозволенность другого, - в который раз подумала она. Одно время Елена сочувствовала яростной борьбе сторонниц «гендерного равенства». Но когда пошла речь об уравнивании прав семей, живущих в законном браке, с правами живущих в сожительстве, - тут ее от всей этой демагогии оттолкнуло. Все эти дискуссии о нарушении прав женщин и детей, находящихся вне системы традиционного брака, были ей понятны. Но попытки перекричать тех, кто говорит о расшатывании основ семьи, которая как была, так и остается базовой ячейкой общества, были ей глубоко противны. Она видела, как в чьих-то интересах закрываются глаза на падение нравов и разрушение духовности, и как много трезвонится о том, что надо отказаться от устаревших стереотипов брака и придерживаться современных концепций взаимоотношений полов. В принципе, законная жена оказывалась более беззащитной перед законом, чем любые сожительницы. И как же на этот крючок цеплялась молодежь! Но молодость не вечна, и приходит пора отрезвления.

И все же, как стара вся эта новомодная трескотня! Стоит только покопаться чуть-чуть в истории, как тут же замечаешь те же самые явления, что сопутствуют переломным моментам в развитии общества. И что может быть лучше, чем идти вечером, после работы домой, в ожидании теплого «ну, наконец-то. А то мы тебя тут совсем заждались».

Простота хуже воровства

Ах, как же хорошо! Сколько воздуха в этом «Ах!» Над головой клубились прозрачно-розовые и белые кроны вперемешку с лимонно-зелеными. Солнце играло меж тугих ветвей.

Елена не шла, а плыла по аллее. Давно не было такого яркого ощущения весны. К черту писанину! Она забежала к дочке, подхватила ее малышню, и все вместе они бодро зашагали по улице, просто так.

- Ба, а ты сказку расскажешь? – Спросил Санька, любимец Елены. – Ну конечно, - весело отозвалась она. – Только не сейчас, а то я усну! – прервал он ее. Давай лучше пойдем в Макдональдс! Эмми, совсем малышка, подхватила: «В Макдонулс, Макдонулс!» Привлекала малышню детская игровая площадка, оборудованная перед этим химкомбинатом общественного питания.

Еще было довольно рано, народу сравнительно мало, Елена села за свободный столик на улице – теплый день позволял, и отпустила малышню на волю. Дети мигом очутились на верхушке горки, откуда с гиканьем скатились вниз.

Елена набрала по мобильнику сына, чтобы он привел своего Даньку. Минут через двадцать ребятня веселилась уже втроем.

Елена, хоть и зверски уставала, но любила эти дни, когда окуналась в напряженную атмосферу энергичного детского присутствия. А собственные взрослые чада, отбросив на несколько часов заботы, скрывались в неизвестном направлении.

Она вдруг улыбнулась про себя, вспомнив, как в прошлый раз в автобусе ее детки орали: «Ба, посмотри сюда! Ба, послушай!». Кондукторша незаметно протиснулась к ней и громким шепотом, дробно, как горохом по барабану, затарахтела: «Да закройте им рот! Что вы за бабушка! Вам еще замуж пару раз сходить надо».

- А ну, отключить микрофоны! – шутливо прикрикнула она. Дети, открыв рты от неожиданности, на секунду притихли.

Елена легко отделывалась от непрошенных уличных воздыхателей одной только фразой «А мне как раз к внукам пора!» - и тех, как ветром сдувало.

Она хорошо знала силу внешней упаковки и ноющим сверстницам говорила: «Молчать! Старые и больные не нужны никому! И в сто мы должны цвести и пахнуть!»

Она уже успела взяться за очередное судебное действо. По мере того, как ей приходилось продираться сквозь дебри фактов и деталей, новые сюжеты все больше занимали ее. И вот сейчас, находясь с детьми, она старалась отвлечься от дурацкой истории, которую готовила для печати.

Александр Семенович был занят в каком-то процессе, и передал ей кассету вместе со стопкой бумаг. – Расшифровывая текст, она изумлялась все больше и больше.

Выполнив свой родственный долг и передав детвору папам и мамам, Елена засела за работу. «Как это обычно происходит в жизни практикующего юриста, - старательно вывела она на чистом листе бумаги, - серым октябрьским утром две тысячи второго года зазвонил телефон». Перед ее глазами замельтешила совсем другая жизнь.

***

Сбивчивый женский голос просил о встрече по некоему делу, причем звонившая подчеркнула, что обращается к Рывкину по рекомендации своих знакомых, ранее обращавшихся за консультацией в его юридическую фирму.

В тот же день встреча состоялась. Когда на пороге появилась эта женщина, Рывкин обратил внимание на ее броскую внешность, подтянутость, хотя даме было уже далеко за… Ася Моисеевна Розеншток, так звали посетительницу, придвинув стул поближе к столу, заговорила.

Не без гордости она рассказала немного о себе. Рывкин узнал, что она 1935 года рождения, пенсионерка, ветеран труда и к тому же еще и почетный донор Молдовы. А затем женщина приступила к основной теме. По мере повествования она сникала и старела буквально на глазах, время от времени касаясь платочком уголков глаз, затем умолкала, что-то вспоминая, и слова текли, текли…

…В 1999 году, в один из дней, когда заняться особенно было нечем, Ася Моисеевна раскрыла газету «Маклер», брошенную рядом в углу дивана. Блуждая взором по рекламным объявлениям, она остановилась на одном, в котором некая молодая бездетная семья обращалась к потенциальным кредиторам с просьбой одолжить на 3-4 месяца крупную сумму под залог своей квартиры.

А за два месяца до чтения этой публикации, в том же 1999 году, пожилые родственники Аси Моисеевны оставили ей на хранение деньги, которые накопили за последние 10 лет. А сделали они это по той простой причине, что Ася Моисеевна пользовалась у них гораздо большим доверием, чем все банки на свете, и еще потому, что собирались они поехать в гости к своим детям в Израиль на месяц, а деньги оставить в пустой квартире побоялись.

Со спокойной душой пенсионеры уехали, но в Израиле им пришлось задержаться на полгода из-за болезни одного из супругов, о чем они и сообщили Асе Моисеевне.

Так вот, прочитав такое объявление, Ася Моисеевна, совершенно неожиданно, даже для себя, вдруг поддалась соблазну использовать чужие деньги. «А что в этом плохого, - рассуждала она. – Деньги лежат совершенно без пользы, а так от них будет толк - я людей выручу и себя не обижу: одолжу-ка я их под небольшой процент, скажем, под два процента. На проценты я смогу приобрести необходимые лекарства для больного мужа (пенсии ведь не хватает), а к приезду родственников верну им деньги. Ничего страшного, если их деньги поработают и на других. Помогать ведь ни мне, ни мужу некому, детей-то Бог нам не дал». Размышляя таким образом, она набрала номер, указанный в объявлении.

Встреча с молодой семейной парой – Анджелой и Сергеем Присакарь произвела на нее приятное впечатление. Было с кем пообщаться, поговорить. Вместе с ними Ася Моисеевна поехала посмотреть квартиру, которую эта семья оставляла в залог под одолженную сумму.

Судебный поверенный прервал посетительницу: «А как вы удостоверились, что квартира по праву собственности принадлежит именно этим людям?».

- Очень даже просто. Я спросила, это ваша квартира? – Конечно, - ответили они. – Что вы переживаете? Все по закону.

И все же, руководствуясь скорее банальным любопытством, чем здравым смыслом, Ася Моисеевна попыталась выяснить, почему они не обратились в банк для предоставления кредита, оставив в залог квартиру. Г-жа Анджела довольно резко ответила ей: «Вас это не должно касаться. Это наше решение, имеющее свои основания, которые вам не обязательно знать. Но основная причина – в банках слишком высокие проценты за услуги. Кроме того, если мы вдруг вовремя не сможем вернуть деньги, нас могут лишить квартиры, а с Вами, Ася Моисеевна, - она многозначительно улыбнулась, - мы всегда найдем общий язык, и в конце концов сможем продлить контракт».

- Нет бы Асе Моисеевне насторожиться да призадуматься, - звучал из диктофона голос Рывкина, - но ее больше интересовал другой вопрос: «А на что вам нужны деньги?» Г-жа Адела ответила довольно уклончиво: «Я же не спрашиваю, откуда у вас деньги?».

То ли Ася Моисеевна уж совсем истосковалась по общению, то ли нехватка денег и желание подзаработать совсем притупили бдительность, то ли природная доверчивость одержала верх, но она согласилась одолжить им деньги, хотя на момент заключения договора с семьей Присакарь условия будущих должников несколько изменились: им уже понадобилась бóльшая сумма, чем первоначальная.

Александр Семенович вновь прервал рассказ Аси Моисеевны: «Неужели вы не отказались? Ведь у вас такой суммы не было». Ответ Аси Моисеевны поверг Рывкина в изумление: «Да что вы! Я нашла выход – одолжила у знакомых недостающую сумму под три процента на два месяца. Таким образом, я собрала 9 тысяч долларов».

6 октября 1999 года обе стороны встретились у нотариуса для заключения договора займа, где в качестве залога указывалась квартира семьи Присакарь по бульвару Траян.

Несмотря на то, что по договору госпожа Анджела обязана была вернуть деньги через три месяца, она устно (!) договорилась с Асей Моисеевной, что вернет необходимую сумму через четыре месяца. Ася Моисеевна к тому времени уже знала, что родственники задерживаются в Израиле, и согласилась на такое условие.

Однако, как нетрудно догадаться, ни через три, ни через четыре месяца, ни через полгода, ни даже спустя два года деньги Асе Моисеевне не вернули.

Вернулись родственники. Причем они повели себя весьма доверчиво, даже не поинтересовались сразу насчет своих сбережений: они считали, что их денежки хранятся, как у Бога за пазухой. Пожилые люди сдерживали себя, желая сохранить накопленное в целости.

Елена Васильевна остановила запись. Ей стало не по себе от такого невероятного легковерия, вернее, глупости. А Рывкин, словно наблюдая за ее реакцией, гудел из диктофона: «Меня уже просто занимало, куда может довести такая необдуманность поступков. Я спросил Асю Моисеевну, пыталась ли она каким-то образом вернуть деньги до прихода ко мне».

- Я периодически названивала им, - обстоятельно продолжала женщина. - Но теперь к телефону подходил только Сергей Присакарь. Анджела как бы исчезла с горизонта. И когда бы я им ни звонила, постоянно в трубке слышался шум гулянок».

И вот на этом нетрезвом фоне г-н Присакарь как-то произнес «ласковые» слова: «Послушай, старушка, не переживай. Деньги будут через пару дней, и еще просьба – раньше времени не беспокой!».

«Ничего себе, раньше времени не беспокой. Все сроки давно истекли, даже так называемый «устный», - подумал Рывкин. «И что же было дальше? – поинтересовался он.

- Когда я перезвонила через неделю, никто не поднимал трубку. И я решила пойти прямо к ним.

Естественно, дома никого не оказалось. Ася Моисеевна позвонила в соседнюю дверь на лестничной площадке. Оттуда вышла женщина, у которой «предприимчивая» пенсионерка спросила: «Вы не подскажете, где ваши соседи?»

- Как где? – ответила та. – Да они же поехали в Россию, в санаторий, кажется, в Минводы, нервы подлечить.

Ася Моисеевна и на этот раз отличилась любопытством:

- А что у них с нервами?

- Да тут одна старуха достала их звонками по поводу каких-то денег. И днем, и ночью покоя не давала. Хоть там, бедняги, отдохнут.

Ася Моисеевна, совершенно как ребенок, захлебываясь слезами, несколько раз повторила: «На санаторий деньги были, а как вернуть мне, так не оказалось».

Этот рассказ произвел на Рывкина тягостное впечатление. И он устало спросил: «У вас с фактами все?»

- Что вы! Это только начало, - услышал он в ответ.

А дальше было вот что. Спустя шесть месяцев, поздоровевший и поправивший свою нервную систему Сергей Присакарь появился пред светлы очи Аси Моисеевны и добродушно попросил у нее одолжить 150 долларов на перевозку мебели в Румынию, где у него был, по его словам, гарантированный сбыт.

- Да вы что! - взорвалась наконец Ася Моисеевна. – Как у вас язык поворачивается говорить об этом!

- Это в ваших же интересах, уважаемая, - доверительно произнес г-н Присакарь. – Сделка крупная. Деньги дадут сразу. И я верну вам все, включая и эти 150 долларов». «Нет», - сказала Ася Моисеевна. Но г-н Присакарь звонил беспрерывно несколько дней и просил, просил… уже не 150, а хотя бы 60 долларов, так как остальные он уже достал. И Ася Моисеевна не устояла: одолжила у знакомых пенсионеров эти деньги на два дня и дала их г-ну Присакарю, ведь в Румынии деньги, по уверениям должника, отдавали на следующий день.

«С того момента и по сей день я больше эту парочку не видела», - утирая слезы в очередной раз, произнесла Ася Моисеевна.

А между тем ее отношения с родственниками ухудшались по мере удлинения сроков возврата денег. К этому времени они уже знали обо всем. И события развивались нешуточные.

Несчастная, уже далеко немолодая женщина, ветеран труда, вынуждена была уехать из Молдовы за рубеж почти на год, чтобы заработать деньги и вернуть долг родственникам и знакомым. Но это, скорее всего, было бегством от реальности, ибо почти ничего не заработав, она вернулась домой. Но собственного мужа она уже не застала в живых. Он умер в одиночестве, и хоронили его соседи и комбинат похоронных услуг при содействии собеса.

«А у меня нет денег даже на памятник мужу, - рыдала Ася Моисеевна. Затем, подняв на Рывкина заплаканные глаза, продолжила: «Не скрою, до вас у меня был адвокат. Он взял с меня заработанные таким трудом деньги – 850 долларов, и ничего не сделал. Как я потом узнала, он нашел общий язык с Анджелой».

Рывкин, записав основное из этой печальной и весьма неоднозначной истории, отменил прием клиентов, так как чувствовал себя совершенно разбитым от всего услышанного, но четко определил для себя одно: он должен помочь этой несчастной запутавшейся женщине.

И он взялся за дело. Наконец наступил момент, когда он вышел на «сладкую парочку». Он позвонил им домой. Ответил г-н Присакарь. Рывкин представился и уведомил должников о том, что готовит им предварительное заявление о возврате долга.

Звонок ничуть не смутил г-на Присакаря: «Это ваше право, но имейте в виду, что процесс будет длиться долго, очень долго, и до этого времени старуха все равно помрет, так что ваши старания ни к чему не приведут, и ваш клиент ничего не получит».

- Мое дело вас предупредить, - отрезал Рывкин.

Убедившись, что Анджела является недобросовестным должником, юрист направил ей письменное уведомление о намерении Аси Моисеевны вступить во владение ее квартирой, предоставленной в залог согласно договору. Кроме того, он зарегистрировал предупреждение должнику в Территориальном кадастровом органе муниципия Кишинэу и приложил к нему доказательство об уведомлении залогодателя об этом.

По истечении срока, указанного в предупреждении, Рывкин обратился с заявлением в суд и потребовал в рамках приказного (упрощенного) производства принудительную передачу владения в отношении квартиры Анджелы в пользу Аси Моисеевны.

Рывкин также просил суд учесть тот факт, что договор залог был оформлен в порядке, предусмотренном Законом Республики Молдова «О залоге», а сами требования кредитора основаны на нотариально удостоверенной сделке. Поэтому он настаивал на принудительной передаче владения в отношении квартиры в пользу кредитора (залогодержателя) согласно законодательству о залоге.

И суд, рассмотрев заочно материалы дела, через 3 дня после подачи заявления, выдал Рывкину судебный приказ о принудительной передаче кредитору квартиры Анджелы для ее продажи в целях погашения суммы долга и государственной пошлины.

Однако в течение 10-ти дней со дня получения копии судебного приказа Анджела направила в вынесшую приказ судебную инстанцию свои мотивированные возражения против удовлетворения требований Аси Моисеевны. Учитывая то, что ее возражения не касались существа дела, судья вынес определение об отказе в отмене судебного приказа. Поняв, что вариантов уже нет, г-жа Присакарь подала кассацию, требуя полной отмены судебного приказа, но позиция суда первой инстанции была поддержана кассационным судом. А других средств обжалования у Анджелы уже не было.

В итоге квартира была передана во владение Аси Моисеевны как залогодержателю в целях ее продажи для удовлетворения ее требований. Рывкин помог Асе Моисеевне не допустить необоснованного промедления реализации имущества, продав квартиру по разумной коммерческой цене.

«Если кому-то покажется, что «благородная семейка» не пыталась давить на меня, - то это будет, мягко говоря, не так, - заметил в своей записи Александр Семенович. – Они и деньги сулили, и угрожали. Но ничто меня не остановило».

Подведем итог, - продолжал механический голос Рывкина:

- деньги вернулись к Асе Моисеевне, и она отдала долг родственникам и знакомым;

- семейство Присакарь осталось без квартиры;

- Ася Моисеевна осталась ни с чем. Кто вернет ей мужа?

- На что были потрачены ее здоровье и драгоценное время?

- С какими средствами она осталась? Кто вернет ей былой авторитет и добрые отношения с родственниками?

- Посчитаем, сколько пострадавших на ровном месте?

Елена сложила исписанное в аккуратную стопку. Вдруг она задумалась и, взяв последний лист, нравоучительно дописала: «пресса не несет ответственности за достоверность публикуемых рекламных объявлений и информации. Будьте бдительны в оформлении документов. Привлекайте грамотных юристов, которые будут на страже ваших интересов».

Эх, дороги…

- Мадам! – шебутной водитель высунулся из такси, - я к вашим услугам! Елена нырнула в салон машины. Там было тепло и сухо.

- Едем, как обычно? Дом печати?

- Ага…

- Что-то вас в последнее время не видать…

- А вы что думаете, что у меня денег куры не клюют? Вот сегодня решила побаловать себя, да и то, вы спровоцировали.

- Могу похвастать, зубы себе справил. Таксист, несколько раз подвозивший ее к месту работы, постоянно жаловался на зубную боль. – Да что вы к врачу не соберетесь? – удивлялась Елена, хотя удивляться было нечему: во-первых, мужская трусость – а как же, больно будет! - во-вторых, мужская скупость, - это же теперь в какую копеечку может влететь!..

Водителю явно хотелось продолжить разговор. Он повернулся к Елене:

- Во, глядите! – и его лицо озарила ослепительная улыбка. Тутанхамон, да и только! Сияние золота заполнило весь салон. И эти ухарские глаза!

Елена еле сдержалась. – А что, ничего, - сдавленно ответила она. – А вы натурального цвета не хотели?

- Не-а, эти, под золото, дешевле. И блестят. Я доктору говорю, что-то у меня под утро вкус, будто железа нажрался, а он мне – пройдет со временем. А так – слов нет! Вчера сухарь пытался осилить. А вот семечки, не идут, - вздохнул он. Ничего, потренируемся!

Стрелка дворника методично, как часы, стирала размытые импрессионистские картины, щедро создаваемые мелким дождиком на лобовом стекле. На Елену вдруг нахлынул вчерашний разговор с матерью. – Что же ты ничего с Алексеем не решишь? – Не в обиду будет сказано, с годами краше не становимся.

- Да ладно, мама…

Что можно было ей ответить? Что он здесь временно? Что кончится его очередной контракт и опять понесет в родную Германию? Что он, в конце концов, женат на мешке с деньгами? Что от него исходит скукота смертная, хоть с Гегелем и Гоголем знаком?

Больше всего ее угнетал его снобизм, высокомерие посредственности, волей случая, получившей возможность передвигаться по Европам и иногда небрежно бросить «а там как раз за столиком сидел», - и называлось броское имя модного литератора или киношника. А в общем-то, был он человек, как человек. Многие престарелые барышни заглядывались, когда Елена появлялась с ним в филармонии или в оперном. А на кого нынче не заглядываются? «Где они, - мужики!» - театрально вздыхала Таня, ее подружка еще с университетских времен.

Она была признательна ему за то, что он появился в ее жизни в самый нелегкий период, три года назад, когда вся прежняя, кое-как налаженная жизнь полетела в тартарары. Виду она не подавала, но что кипело в ней… Она боялась взрыва этого вулкана! И тут появился он, спокойный, уравновешенный, методично стучавшийся в дверь два раза в неделю…

Пару раз звонила его мать с канувшими в лету «дореволюционными» голосовыми модуляциями: «Вы себе не представляете, что вы значите для Алешеньки!». Ей становилось неудобно, и это чувство неловкости не покидало ее целый день.

Нет, это было не по ней. Пора было кончать. Если честно признаться, в последнее время общение с ним стало мешать работе. Никакой материальной поддержки от него она не видела, а жизнь требовала своего – расходы, частенько превышали доходы. Он как бы не замечал этого, что говорило о многом, если не обо всем.

- Будьте здоровы, - сверкнул улыбкой таксист, и Елена выскочила на слякотный тротуар.

В редакции ее ждала Маша, наборщица. Елена сразу поняла, что что-то не так. Маша сама растила сына, подрабатывала, как могла. Без преувеличения, она была настоящим асом в своем деле. При Советах занимала по скорости набора первое место в республике. Соревнования тогда были везде в ходу.

- Что случилось, Машенька?

- Представляете, вчера вынимаю из почтового ящика письмо. Для какого-то общества с ограниченной ответственностью. И главное: адрес указан – мой!

- А обратный – откуда?

- Обратный – из примарии.

- Ты его вскрыла?

- Ну да, и там указано, что следует срочно обратиться по поводу какого-то ранее отосланного заявления.

- И фамилия никакая не указана?

- Нет. Я просто голову ломала. Неужто мой бывший начудил что-то? Он-то не выписан из квартиры. Прямо не знаю, что и делать.

- Знаешь, а ты позвони в примарию, вот сейчас, от меня, в письме ведь телефон исполнителя указан, и узнай, что к чему. Что-то ведь прояснится?

Маша тут же набрала нужный номер. И по мере того, что исходило из трубки, лицо ее вытягивалось. Закончив разговор, она молча села на стул.

- Ну что, Маша, говори! – не удержалась Елена.

- Это мой… Гад! – вдруг заплакала Маша. - На мой адрес зарегистрировал предприятие. Ну вот что делать? Мало, что ни копейки на сына не давал, мало, что дом весь на мне, он еще и делишки втихаря провертывает!

- Успокойся, ты с ним в разводе?

- Ну конечно..., всхлипнула женщина. – Может, к Александру Семеновичу обратиться? – вопросительно глянула она на Елену.

- Вот и я о том же думаю.

- Что? Записать вас к Рывкину? - услышав последние слова, застрекотала Полина Аркадьевна, инициатор редакционной общественной приемной по юридическим вопросам, забежавшая, чтобы отдать полученную корреспонденцию. Она уже записала человек двадцать на бесплатную консультацию. И из нее так и выпирало служебное рвение. «Запишите», - подмигнув Маше, - сказала Елена.

Выполнив свой общественный долг, сухонькая Полина Аркадьевна упорхнула на почтамт.

Елена созвонилась с офисом Рывкина. Он должен был явиться с минуты на минуту. Маша сидела, подперев лицо руками. И в глазах ее была такая тоска…

В дверь постучали. Это был Саша Рывкин: - Мне сказали, что вы меня искали…

- Да вот с Машей у нас неприятности…

- А что такое?

И Маша изложила, все как есть.

- Ну что ж, постараемся вам помочь. Зайдите в конце дня, часиков в пять. Разберемся.

Когда Маша вышла, Елена намекнула Саше, что время поджимает:

- Чем читателя порадуем?

- Давайте отложим на завтра. Сегодня я никакой. Дел по горло.

- На когда?

- После часу дня. Идет?

Елена вдогонку спросила: - Саш! А вам не случалось вести дела против кого-то из знакомых?

Обернувшись, он ответил:

- Попали в самую точку. Пришлось, к сожалению, но об этом завтра.

Встреча с Рывкиным состоялась не в час, а в три. И где-то к восьми вечера Елена была уже дома.

По дороге, она усмехнулась услышанному от юриста. «Надо же!» - и провернула мысленно всю историю.

***

А дело было так. Обратился к Рывкину некто Георге Галай, кстати, после долгих сомнений, идти ему к юристу, или нет, но случившееся так его зацепило, что он все-таки решился.

Как и тысячи сограждан, Георге с начала 90-х пытался найти свое место под солнцем, скитаясь по просторам бывшего Союза и за рубежом, но счастья так и не нашел. Добился только одного: стал невыездным. Работал в Португалии, Испании и Италии по просроченной визе. Когда он попался на очередном контроле, пути на Запад были ему заказаны навсегда. И кроме водительского удостоверения, полученного в незапамятные советские времена, к которому прилагались законная супруга и ребятня, ничего у него не было. Как тут не впасть в отчаяние! А тут как раз подвернулась, совсем неожиданно, все по тому же вездесущему «Маклеру», подходящая работенка водителем в одном из смешанных молдо-импортных предприятий. Он несказанно обрадовался, тем более, что руководитель предприятия – иностранец. «Они – народ дисциплинированный, дело поставить умеют», - говорил он знакомым.

Принял его на работу сам господин вице-президент конторы «Vizer & Co», который педантично занимался подбором людей сам, вплоть до уборщицы, руководствуясь небезызвестным принципом - «кадры решают все». Как потом выяснилось, «иностранец» был из местных, возможно, это тоже сыграло свою роль в дальнейшей истории.

На собеседовании были определены права и обязанности сторон и обсуждены условия трудового договора.

Долго не раздумывая, можно сказать, не глядя, Галай подписал контракт, потому что не гнушался никакого заработка, а тут – работа по специальности! Между тем договор был составлен полностью в интересах работодателя: на Георге навесили одни только обязанности, мало того, он полностью отвечал за вверенные ему товароматериальные ценности. Что интересно, в договоре даже отсутствовал раздел «Обязанности работодателя», зато почти половина текста была отведена перечислению «Работник обязан…». Но на эти тонкости Георге Галай обратил внимание потом, а пока он был в эйфории – есть работа! – и преданно глядел в глаза работодателю, который в тот момент чувствовал себя благодетелем.

«Странные мы существа, люди постсоветского пространства, - рассуждала Елена. - С одной стороны, не развито в нас правовое сознание, с другой – остается незыблемая вера в государственную заботу, которую мы переносим на новых хозяев жизни. Сами работодатели - далеко не няньки и преследуют свой интерес, не имея подлинной культуры предпринимательства. На Западе давно бизнесмены заботятся о своих кадрах, чтобы избежать взрыва социального, а наш доморощенный капиталист, хоть и в иностранном обличье, как в описываемом случае, только и думает о своей прибыли. Вчерашнее пролетарское прошлое, что ни говори, дает о себе знать не только на неимущих, но и на «удачливых» недостатком знаний по ведению хозяйства».

- Однако вернемся к нашему герою, - сказала она сама себе. И поужинав, засела снова за работу, записав начало очерка. Утром его продолжила.

Подписав контракт, Георге на следующий день вышел на работу. С радостью он принял в свое распоряжение автомашину современной марки в исправном состоянии. После стольких мытарств работа показалась ему домом родным. Свою первую получку обмыл с коллективом, что называется, от души: домой пришел с пустыми карманами. Но жена стерпела - надо мужу приживаться на хлебном месте. И вот так потихоньку, месяц за месяцем, прошло полгода.

В один из дней Георге получил задание доставить товар в Вулканешты.

Где-то на полпути к месту назначения он услышал хлопок, и через минуту из капота повалили клубы пара. Как опытный водитель, Георге сразу же понял – пробит радиатор охлаждения. С такой поломкой машина дальше не могла двигаться. А на дворе уже темно, проселочная дорога, 115 километров от Кишинева – и ни души. Тут еще, как назло, хлынул ливень. Можно себе только представить, во что превратился грунт.

С трудом Георге связался по телефону с заведующим гаражом. Тот сообщил шефу. Под утро завгар появился на месте происшествия. При осмотре машины опасения Георге подтвердились – пробит радиатор. Автомобиль отбуксировали для ремонта на территорию предприятия, товар перезагрузили на другой транспорт и в тот же день доставили к месту назначения.

А господин Визер вызвал Георге на ковер и потребовал от него письменного объяснения о случившемся. Георге объяснил ситуацию плохим состоянием грунтовых сельских дорог. Господина Визера это не устраивало. Опершись ладонями в стол и наклонившись к сидевшему перед ним Георге, он бросил: «Все знают, что в этой стране во всем виноваты дураки и дороги, но в этом случае я не виню дорогу».

Оскорбленный Галай в расстроенных чувствах вышел из кабинета.

Неделю спустя хозяин издал приказ о служебном расследовании инцидента с участием специалистов в данной области, включая и Галая. Но обиженный Галай отказался участвовать в работе комиссии.

Для подкрепления выводов вышеназванной комиссии господин Визер обратился в экспертное учреждение при Минюсте, согласно выводам которого, повреждение радиатора произошло по причине, характерной для движения машины по грунтовым дорогам. Причем, указывалось в экспертном заключении, такая поломка характерна для нормального риска эксплуатации транспортного средства. То есть Галай был прав!

Но Визер на этом не остановился. Он затребовал от Государственной службы автомобильных дорог информацию о дорожном покрытии трассы Кишинев-Вулканешты, на что получил ответ, что покрытие – асфальтированный бетон. Таким образом он стремился подтвердить собственную версию случившегося, а именно, что Галай отклонился от командировочного маршрута, используя машину в своих целях. И по этой причине не была обеспечена сохранность автомобиля.

Опираясь на полученные данные, Визер составил иск к Георге Галаю и потребовал от последнего возмещения материального ущерба в сумме более 10000 леев и, кроме этого, компенсации юридических расходов. Откуда было достать такие деньги Георге, да и почему он должен был их отдавать? Своей вины в случившемся он не видел.

И опять-таки, через газету, которая не только создает проблемы, но и решает их, наш герой вышел на юридическую фирму Рывкина. Выслушав Георге, Александр Семенович понял, что хозяин ответчика, господин Визер, его знакомый. Знакомство было хоть и шапочное, но все же…

Узнав об этом, Георге расстроился: «Ну вот, не повезло». Но юрист убедил его, что постарается использовать это обстоятельство в интересах Георге. Однако господин Визер, узнав причину, по которой поверенный хотел с ним встретиться, отказался от любых переговоров: «Пусть решает суд».

Тогда Александр Семенович скрупулезно проанализировал все обстоятельства дела и в заключительных прениях по делу так представил свою позицию:

«Исковое заявление господина Визера о взыскании материального ущерба, причиненного Георге Галаем, является незаконным и необоснованным и по этой причине подлежит полному отклонению судом».

Аргументы были таковы.

Во-первых, в соответствии с Трудовым кодексом РМ работник освобождается от материальной ответственности, если ущерб причинен работодателю в условиях нормального хозяйственного риска. Галай не нарушил правил дорожного движения, автомобиль был в технически исправном состоянии при выезде, а сам водитель не мог предвидеть риска наступившей аварии. Поломка с юридической точки зрения была квалифицирована экспертами в качестве прецедента нормального хозяйственного риска.

Во-вторых, доводы истца против Галая в части того, что ответчик отклонился от маршрута, являются необоснованными, так как ответчик Галай не получил от истца точного маршрута по направлению Кишинев-Вулканешты. Таким образом, сам Галай определил более короткий путь к пункту назначения, который лежал через проселочную дорогу. А что не запрещено, то разрешено, как частенько повторял Рывкин.

Однако господин Визер имел весьма существенный документ, который фактически обосновывал законность взыскания с Георге этой фантастической для него суммы в тысячу долларов – Договор о его полной материальной ответственности перед работодателем.

Честно говоря, у Рывкина были готовы опуститься руки, но он снова скрупулезно взялся за изучение текста контракта и – о чудо! – обнаружил маленькую, но решающую деталь: действительно, Галай нес полную материальную ответственность, но, как оказалось, не за транспортное средство – автомобиль, а за «переданный ему для транспортировки товар».

Но, как упоминалось ранее, товар в целости и сохранности был перезагружен и доставлен в пункт назначения. Кроме того, законодательство республики вообще не предусматривает заключение с водителями договора о полной материальной ответственности. Так что все претензии к Галаю были опровергнуты.

Что касалось возмещения расходов по оплате юридических услуг, господин Визер не удосужился представить суду документы, что таковые были. Между тем Гражданский процессуальный кодекс предусматривает, что каждая из сторон обязана доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основании своих требований, что истцом не было сделано.

Решением суда господину Визеру в иске было полностью отказано.

- С тех пор он при встрече со мной не здоровается и отворачивает голову, - завершил свое повествование Рывкин. Однако, - вздохнул Александр Семенович, - что поделаешь, истина все-таки дороже.

Путевка в… бомжи

Елене предстояла короткая командировка за рубеж. Как всегда, все необходимые приготовления к поездке были свалены на последний день. А тут еще день рождения соседки. Отказать было никак: она присматривала за старенькой матерью во время отлучек Елены, да и сама была приятным человеком.

Нэлечка, так звали соседку, отличалась своим компанейским характером. Несмотря на преклонный возраст, активность ее била через край. Больше всего Нэлечку, как любовно все называли Неонилу Михайловну, сейчас занимали дачные дела. А раньше она заведовала обувной секцией магазина «Геркулес», размещавшегося на первом этаже их экспериментального девятиэтажного дома.

Большинство новоселов были из так называемых «северян» - тех, кто работал на бескрайних северных просторах Союза и к пенсии заслуживших привилегию проживать в более теплых краях, а также телевизионщики и радийцы, люди небогатые, но с особым статусом, окутанные загадочным и весьма привлекательным флёром их почти недоступной профессии. Остальные относились к тем, кто мог себе позволить кооперативную квартиру в таком престижном доме.

Елена помнила, как Нэлечка, жена подполковника авиации в отставке, мать двойняшек – мальчика и девочки, с утра до ночи пропадала на работе, что давало возможность участку ее секции считаться одной из лучших среди столичных обувных отделов и магазинов. И это в пору повального дефицита! До сих пор Елена вспоминала чудесную пару французских туфель, доставшейся ей из рук Нэлечки. «Рви на здоровье», - удовлетворенно вздохнула Неонила Михайловна, увидев восторг на лице Елены.

Как могла, Нэлечка осчастливливала покупателей, и «Книга жалоб и предложений» пестрела благодарностями. Между тем, жизнь ее была не из легких. Но, как заметила Елена в одной из своих публикаций «Берегите жизнерадостных», оптимисты обычно не жалуются. Зануды - те, как скрипучие телеги, тянут долго, но своего не упускают: и дом – полная чаша, и чада пристроены…

А человек веселый, чаще всего, не посвящает окружающих в свое личное из внутренней деликатности и собранности, переваривая в себе все, во вред здоровью.

Было у Нэлечки тогда много завистников – а как же без них да при такой хлебной должности! Но была она на редкость честным и порядочным человеком, и поэтому и друзей имелось у нее немало.

Вот и теперь, спустя столько лет, на ее очередной юбилей пришли оставшиеся еще с тех лет друзья-приятели, вернее приятельницы.

Все ахнули, когда двери гостиной распахнулись и в нее буквально вплыли три пожилые красавицы в украинских веночках и расшитых кофточках. Самая разбитная, бывшая председатель профкома, браво взмахнув одной рукой, а другой подбоченясь, завела частушку:

Нэля нынче целый день

Ходит-улыбается:

Зубки новые надела –

Рот не закрывается;

на что Нэлечка не осталась в долгу:

Говорят, что я старуха,

Только мне не верится:

Разве ж это про меня?

Все во мне шевелится!

Приятельницы Нэлечки участвовали в самодеятельном пенсионерском ансамбле при столичном обществе «Ветеран» и пользовались шумным успехом у сверстников, вызывая неподдельное удивление у продвинутых внуков.

Между тем частушки собственного сочинения сыпались, как картошка из кошёлки:

Нэля плачет по ночам:

- Не хочу идти к врачам.

Ну зачем идти к врачу?

Я еще пожить хочу.

Елена от души хохотала вместе со всеми. Тут виновница торжества не выдержала, завертела вокруг головы платочек и с девичьим повизгиванием, уханьем и притопом повела:

Веселись душа и тело,

Моя пенсия – тю-тю!

Я с подружками моими

Никогда не пропаду!

Тут же грянула бывшая профкомовка:

Подскажи-ка Нэля, мать,

Как нам прогрессировать?

То ль в аренду мужа взять,

То ль приватизировать!

Не замешкавшись, подхватила другая товарка, под общий смех:

Полюбила депутата,

Мужика не вижу в нем.

Я лишу его мандата

И отрежу микрофон!

Это был апогей. Веселье достигло своей высшей точки. Вот оно, народное творчество! Никакая спецстатья не передаст того, что народ заметит. Вдруг Елена глянула на часы. – Ой, мне пора!

Уже у дверей ее робко остановила молчавшая весь вечер одна из приглашенных, жилица из третьего подъезда. Елена с трудом вспомнила ее имя.

- Антонина…, - протянула она…

- Петровна, - спешно досказала та.

- Так что вы хотите, Антонина Петровна?

- Знаю, вам сейчас не до меня. Можно мне заглянуть к вам, когда вернетесь?

- Через неделю, вечером, только позвоните предварительно… Телефон возьмите у Нэлечки…

Неделя в дороге пролетела, как будто и не было. Не успела Елена перешагнуть порог квартиры после приезда, как раздался звонок. Звонила Нэлечка: «Это ты, Ленок? С приездом! Вот хорошо. А то тут меня Антонина достала. Так что? Примешь ее вечерком?

- Пусть зайдет к семи.

Елена разложила с дороги вещи. Достала подарки – всякую мелочь для детей. Мать по ходу дела рассказывала, что и как. Обзвонив наскоро сослуживцев, приняв ванну, Елена включила телевизор – лучшее снотворное! – рекомендовала она жаловавшимся на бессонницу – и уткнулась в какой-то сериал.

Антонина Петровна явилась точно в семь. «История у меня, извините, длинная. Но обо всем надо по порядку, чтоб понятно было. Я о своем родственнике Михаиле, царствие ему небесное, и его сыночке рассказать хочу».

Вкратце дело сводилось к следующему.

***

Двадцать два года назад ее родственник Михаил и его избранница Вероника решили пожениться. Они уже имели неудачный опыт первого брака, и решились на совместную жизнь, лишь приглядевшись друг другу в течение двух лет. Люди они были небогатые: она – мастер по ремонту обуви, он – специалист по бытовой технике. Но вдвоем, как казалось им, никакие преграды не страшны.

Вскоре на свет появился сын Димочка. И квартиру хорошую Михаил получил. Все бы ничего, но… неожиданно Михаил потерял работу. А Вероника получала такую мизерную зарплату, что для нее работа потеряла всякий смысл, и она, еще до того, как Михаил потерял свое место, просто уволилась. Михаил тщетно пытался устроиться на какую-то должность, дающую хотя бы минимальную возможность содержать семью. Переход с места на место сопровождался постоянными попреками Вероники: «Что ты за мужчина?! Никакой подмоги, никакого толку с тебя нет!»

- Как же она его пилила! Вам и не представить, - закачала головой Антонина Петровна.

Ребенок рос в атмосфере неустроенности, бедности и скандалов. На одном из родительских собраний классный руководитель пустил, что называется шапку по кругу, чтобы собрать для Димы деньги на школьные принадлежности. Терпение Вероники лопнуло.

- Вы же знаете, сколько народу поуезжало из Молдовы в поисках работы, - продолжала Антонина Петровна.

- Да уж, ни прибавить, ни отнять, - кивнула Елена.

В сложной обстановке в стране, когда сотни, тысячи сограждан покидали ее пределы в поисках лучшей жизни, женщины оказались более расторопными, чем растерявшиеся мужчины. И Вероника, как и многие соотечественницы,  нашла себе место работы в Италии по уходу за сумасбродной старухой, от которой отказались и местные врачи, и патронат.

800 евро в месяц! Это было настоящим богатством в сравнении с тем, что имелось дома. Вероника ухватилась за этот шанс, не особо задумываясь о муже и сыне. В один из дней Михаил, придя домой, обнаружил на стареньком комоде записку: «Считай, что между нами все кончено. На ребенка не претендую. Прощай». Вот и все.

С тех пор прошло почти 15 лет. Михаил, худо-бедно, тянул свою лямку, чтобы прокормить себя и сына. Но осенью 2005 года он умер.

Дима, уже молодой человек, остался, практически, один. После той злополучной записки матери он не имел от нее никаких известий. Ни одна из попыток найти ее не дала результатов. Единственное, что узнал сын, это то, что одно время она проживала опять в Молдове в каком-то из сел, сменила свою фамилию, выйдя замуж в третий раз, а потом следы ее затерялись. Больше попыток Дима не предпринимал, да и не желал. Фактически, матери у него не было.

Итак, один, без средств Дима решил подработать в Москве, месяц-два. И вот так,  периодически выезжая за пределы Кишинева, он смог кое-как перебиваться.

В Москве познакомился с хорошей девушкой, решил создать семью и обосноваться окончательно здесь, в Молдове, так как считал нецелесообразным уезжать навсегда из Кишинева и жить в одной квартире с родителями невесты в Москве. Надо было срочно определяться.

В отцовской квартире кроме него была прописана еще и его мать, Вероника Суховей. Для приватизации квартиры (отец не успел этого сделать) необходимо было, в соответствии с законом, согласие всех прописанных, а сами прописанные становились в этом случае сособственниками жилья. Естественно, что Диме никак не хотелось иметь в сособственниках свою несостоявшуюся мать. И вот он теперь маялся и не знал, что делать. Он рассказал о своей проблеме Антонине Петровне, дальней родственнице.

- Вот поэтому я и пришла к вам, посоветоваться. Вы ведь разбираетесь в этом больше, - соседка просительно посмотрела на Елену.

Когда Елена Васильевна, договорившись заранее, зашла к Рывкину, у него еще был посетитель. Она немного подождала, а потом рассказала обо всем, что она знала о ситуации, сложившейся с Димой.

Рывкин сразу определил проблему – молодой человек должен стать единственным собственником квартиры. Осуществить это возможно в два этапа.

Рывкин исходил из того, что в соответствии с Жилищным кодексом Молдовы наниматель теряет право пользования жилой площадью, если он не проживает на ней по неуважительным причинам более 6 месяцев. Однако признать лицо утратившим право пользования квартирой можно только по решению суда.

Более того, Жилищный кодекс предусматривает, что гражданин, покидающий страну на продолжительное время, обязан зарезервировать за собой право владения неприватизированной квартирой.

На этом основании юрист сделал вывод, что по решению суда мать Дмитрия, Вероника, может быть признана утратившей право владения квартирой. А уже на втором этапе сын, будучи единственным постоянно зарегистрированным жильцом, становится единственным  собственником в соответствии с законом о приватизации жилищного фонда.

Так Дима встретился с Александром Семеновичем. Судебный поверенный сразу же обратился в суд с исковым заявлением о признании лица, то есть Вероники Суховей, утратившим право пользования жилым помещением, и признании Дмитрия основным нанимателем жилья.

Юрист также потребовал обязать Ассоциацию собственников приватизированного жилья исключить данные о Веронике Суховей из лицевого счета указанной квартиры.

Недели через три Саша спустился со своего четвертого этажа к Елене:

– Вы себе не представляете, во что вылилось пустяковое, по сравнению с другими разбирательствами, дело!

Обычно уравновешенный, он на этот раз пришел в редакцию явно выпустить пар:

- Ни за что не угадаете. Вы знаете, кто заявил свое участие в судебном процессе? - Рывкин затянул паузу и выпалил: Муниципальный совет Кишинева, представленный 51 советником! И со встречным иском!

Елена онемела. Рывкин продолжил:

- В судах сложилась практика в подобной ситуации привлекать местную власть в качестве наймодателя. И неожиданно отцы города с чиновничьим рвением бросились в атаку на исковое заявление Дмитрия. И знаете, что они потребовали от судебной инстанции? Во-первых, признать граждан Дмитрия Горича и Веронику Суховей в качестве лиц, утративших право пользования квартирой; во-вторых, выселить Дмитрия из занимаемой квартиры без предоставления другого жилья. Представляете, парень в шоке и отложил намеченную свадьбу!

Елена была в недоумении. Что могло подвигнуть столичных градоначальников на такие действия?

- Да, они обеими руками ухватились за те статьи Жилищного кодекса, на которые я указывал в своем иске! - с чувством воскликнул Рывкин, - и повернули их против Дмитрия. (!) Чиновники, проявив редкое единодушие, предъявили одинаковые претензии к Диме и его матери, мотивируя их тем, что при своем отъезде на заработки они не зарезервировали квартиру за собой и отсутствовали по месту жительства более 6 месяцев. А единственным документом, которым они стучали по столу, было письмо из комиссариата полиции о том, что Дмитрий Горич в течение трех лет не проживает в данной квартире и что ее занимают посторонние люди, которым Дмитрий сдал квартиру в наем.

Как потом узнала Елена, Александр Семенович очень продуманно выступил в защиту молодого человека, против которого стеной встала чиновничья полусотня.

Рывкин представил в суд десять письменных, заверенных нотариусом, свидетельских показаний соседей. В ходе судебного слушания свидетели дали и устные показания.

Были представлены оплаченные Дмитрием платежки за коммунальные услуги, а также письмо, подтверждающее, что местожительство Вероники Суховей не установлено.

Из свидетельских показаний было выявлено, что Дмитрий не покидал Кишинева свыше шестимесячного срока, а его отсутствие носило временный характер, не противоречащий требованиям жилищного законодательства.

В прениях Александр Семенович дал итоговую правовую оценку обстоятельствам дела. Он потребовал встречное исковое заявление Муниципального совета Кишинева удовлетворить частично – только в отношении гражданки Вероники Суховей. В данном случае она добровольно отказалась от осуществления своих прав и исполнения обязанностей по договору найма жилья.

Поэтому законным и обоснованным будет придать фактическому отказу от прав и обязанностей нанимателю в лице Вероники Суховей соответствующую юридическую форму, так как из материалов дела явствует, что отсутствие Вероники Суховей на месте своего проживания не вызвано какими-либо уважительными причинами. Таким образом, ее отсутствие не является временным, а наоборот, оставив квартиру, она сменила одно место жительства на другое.

Что касается Дмитрия, судебный поверенный подчеркнул, что суду представлены доказательства, подтверждающие законность его проживания в данной квартире.

Встречное исковое заявление Муниципального совета в части требований в отношении Дмитрия Горича юрист характеризовал как попытку произвольного посягательства на неприкосновенность жилища истца, гарантированную Всеобщей Декларацией прав человека.

Более того, Муниципальный совет не представил суду веских и достаточных доказательств, на основании которых можно было бы выселить Дмитрия Горича из занимаемой им квартиры. Дмитрий добровольно осуществлял свои права и исполнял их так же, как и его отец при жизни.

Юрист требовал признать встречное исковое заявление Муниципального совета незаконным и необоснованным.

Однако адвокат противной стороны настаивал на своем, опираясь на письмо из комиссариата полиции. И суд принял решение:

- в удовлетворении основного иска Дмитрия Горича против своей матери Вероники Суховей отказать полностью;

- удовлетворить полностью встречное исковое заявление Муниципального совета примэрии Кишинева к Дмитрию Горичу и Веронике Суховей как законное и обоснованное признать утратившими право пользования жилым помещением;

- выселить Дмитрия из занимаемой им жилплощади без предоставления другого жилья.

Таким образом, слуги народа сделали все возможное, чтобы выбросить молодого человека на улицу.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Рывкин не сложил рук и подал жалобу в Апелляционную палату, где выдвинул требования частично отменить решение суда первой инстанции в отношении Дмитрия Горича.

- И что, вы уверены, что имеющихся аргументов будет достаточно? – с сомнением спросила Елена у Рывкина.

- У меня есть идея, и мне кажется, что это поможет сдвинуть камень с места.

- Какая?

- Если получится, расскажу…

Дело в том, что юрист решил встретиться с автором письма из комиссариата полиции. При встрече с ним Рывкин, анализируя итоги суда первой инстанции, обратил внимание собеседника на то, что, очевидно, в силу его занятости у того не было возможности досконально проконтролировать ситуацию, а в результате – пострадал человек. Судебный поверенный предоставил ему все материалы дела.

Должностное лицо, пробежав глазами часть бумаг, сказало Александру Семеновичу, что даст указание участковому дополнительно проверить факт проживания Дмитрия Горича в указанной квартире и на прощание холодно бросил: «О результатах проверки вы получите письменный ответ».

В смятении Александр Семенович вернулся в свой офис. Но решил действовать дальше, не дожидаясь ответа. Он направил в Главное управление жилищно-коммунального хозяйства и благоустройства территории примэрии запрос, в котором просил предоставить информацию о количестве выданных охранных свидетельств в соответствии с Жилищным кодексом о бронировании жилых помещений лицами, работающими за пределами Молдовы в период с 2005 по 2007 год. Ведь избранники народные – советники примэрии в лице их адвоката, вменили Дмитрию Горичу не только отсутствие в стране более 6 месяцев в собственной квартире, но и то, что он не забронировал за собой квартиру на все время пребывания за границей.

Спустя две недели был получен ответ, что «указанная статья на практике фактически не применяется, а за запрашиваемый период органы местной власти не выдали ни одного охранного свидетельства и не было зарегистрировано ни одного обращения по этому вопросу».

Когда Рывкин рассказал об этом Елене, та в ужасе воскликнула:

- Бедные люди! Да их сейчас более полумиллиона за границей! И сколько среди них не успело приватизировать своего жилья и понятия не имеет об этой дремлющей статье Жилищного кодекса!

А Рывкин добавил:

- Понимаете, закон 1983 года, относящийся к другой эпохе, другой стране, продолжает формально действовать, накладываясь на совершенно иные условия, что вообще чревато непредсказуемыми социальными последствиями.

Спустя еще несколько дней был получен ответ из комиссариата полиции, в котором черным по белому было написано: «… в результате осуществленного контроля установлено, что Дмитрий Горич проживает по указанному адресу и в течение последних трех лет не изменил места своего проживания».

Эти новые документы были представлены на первое заседание Апелляционной палаты, и судебный поверенный настоял на своих требованиях.

В тот же день было оглашено решение Апелляционного суда:

- удовлетворить апелляционную жалобу Дмитрия Горича и частично отменить решение суда, вынесенное в первой инстанции;

- вынести новое решение, в котором признать Дмитрия Горича основным нанимателем квартиры;

- в части, касающейся Вероники Суховей, оставить решение суда первой инстанции без изменения.

Путь Дмитрия к самостоятельной и достойной жизни был расчищен.

 

Обыкновенная история

Елена редко включала телевизор. Удивительное однообразие программ наводило тоску. Светлым пятном на блеклом фоне выглядел российский канал «Культура», да и то, задвинутый на позднее время, он, как бедный родственник, редко засиживался в квартирах рядовых обывателей.

Была еще одна программа – «Закрытая зона». Елена с усмешкой говорила своим, что эпиграфом к ней она поставила бы слова Герцена «страшно далеки они от народа».

Но вчера, до двух ночи, она, испытывая мазохистский шок, досмотрела последний фильм Балабанова «Груз 200». Отвращение, до тошноты, от увиденного на экране, до того же самого от некоторых умников, словоблудствующих «об жизни» и искусстве не замечать ее гадостей, до утра мучило ее каким-то навязчивым желанием вступить в виртуальную дискуссию с призрачными оппонентами.

Нужны ли фильмы, книги, постановки, копающиеся во внутренностях преступления? Да таких – навалом! Не ленись только переключать каналы – настоящий институт повышения квалификации для отморозков.

Но этот фильм не кричал, он орал во всю глотку: что с нами было, что с нами происходит сейчас, что с нами будет?!

Мерзкий милицейский среди вселенской пьянки и разгула под благостные мелодии совкового «соловья», композитора Лозы, при попустительстве бессильных властей упивается своими возможностями маньяка, совершая жуткие действия над измордованной им девчушкой и трупом ее бывшего жениха, погибшего в Афгане. А рядом – мать-пропойца, уткнувшаяся в телевизионный ящик, безмозглые служаки, трусливый циник – вузовский преподаватель атеизма, бывший зэк с цитатами из Томаса Мора и Кампанеллы, связанный невидимыми нитями с негодяем и получивший пулю в затылок за несовершенное им преступление, и мстительница, прикончившая вурдалака, и не сделавшая спасительного шага к обезумевшей от ужаса и боли несчастной девочке, молящей надрывным шепотом: «Тетенька, тетенька, помогите!» И над всем этим человеческим месивом рой мух.

Но не менее тягостное впечатление произвел спор в студии после просмотра фильма. - Это клевета, - вопила «партейная» дама, когда-то по разнарядке ставшая женщиной-астронавтом номер два. Она удивительно напоминала завуча школы, давившую когда-то малейшие проблески индивидуальности в учениках.

Очень обтекаемо и как-то очень знакомо по прежним временам выступил известный актер, назвавший фильм, с одной стороны, талантливой фотографией, а с другой – потрясающей метафорой, то есть, стараясь как бы принизить увиденное произведение и одновременно признавая за ним основной  признак искусства – метафоричность.

Перед глазами Елены стояло нервное, с благородными чертами лицо Андрея Смирнова, сценариста знаменитой киноленты «Белорусский вокзал» и блистательного исполнителя роли Бунина в нашумевшем фильме «Дневник его жены», с которым она познакомилась год назад в Бухаресте на фестивале русского документального кино. Смирнов безуспешно взывал к своим собеседникам, призывая увидеть правду и искусство, и правду искусства в обсуждаемом предмете.

Елена еще раз убедилась, что диспуты – это разговоры глухих: каждый утверждается в своей правде. Где уж тут «в споре рождается истина»!

Истиной было образовавшееся привыкание ко злу. Ее всегда раздражали интеллигентские сопли на тему «А что есть добро, и что есть зло? Это еще с какой стороны посмотреть?». За всем этим словоблудием она видела только трусость и готовность совершить гадость, которая кому-то каким-то боком будет видеться как благодеяние.

И ходят такие в храм, и осеняют себя кто крестом, кто молитвой, даже близко не подходя к десяти заповедям, и не стремясь хоть немного обуздать себя хотя бы одной из них.

А рядом происходит черт знает что. Вот пару дней назад с Еленой случилась история. По улице, навстречу ей шла молодая женщина в положении. Казалось, она ничего не видит перед собой. Белое, безучастное ко всему лицо… Елена оглянулась и совершенно инстинктивно схватила женщину за руку сзади, когда та двинулась через дорогу на красный свет.

Женщина вздрогнула и, как бы рассеивая пелену перед глазами, взглянула на Елену.

- Что с вами? – вглядываясь в лицо незнакомки, спросила Елена.

Та вдруг затряслась, закрывшись руками, и заплакала. Елена повела ее в ближайшее  кафе «Желток». Отогревшись, та стала говорить. Время от времени, стискивая кулаки, страдальчески исказив лицо, она всхлипывала: «Ну почему так? Ну почему это должно было случиться именно со мной? И без того хватает… Родители Бог знает где…».

И дальше Елена услыхала обыкновенную историю.

В жизни одинокой девушки появился он, внимательный и серьезный. Она прильнула к его плечу… Вот оно, счастье! Есть на кого опереться, высказаться в трудную минуту. Дальше – больше. С какой радостью поделилась она с ним, что в ней зародилась новая жизнь… Это будет началом чего-то светлого и прощанием с неудачами, бедностью и одиночеством. Они все будут счастливы…

Он сдержанно воспринял неожиданное известие, скупо заметив, что такой шаг требует особой ответственности… и исчез. Навсегда.

Марина Серова - так представилась молодая женщина - проявила завидную выдержку, и, взяв себя в руки, отправилась на поиски работы. Все свое счастье она связывала с рождением ребенка. Но для этого нужны были деньги.

Через биржу труда ей удалось устроиться на работу в одну из частных фирм в качестве секретаря-референта, где дело вели мать-директор и дочь, которая решала кадровые вопросы. На девушку сразу же завели трудовую книжку, так как до сих пор она ее не имела.

Марина и раньше подрабатывала, но никто не хотел ее оформить по всей форме, хотя по закону работодатели обязаны были завести трудовую книжку на работника, проработавшего свыше пяти дней.

Здесь же, на этом предприятии, девушка была принята благосклонно. Хозяйкам она понравилась. Правда, в одном из пунктов трудового договора было указано, что ее принимают с испытательным сроком на два месяца, после чего договор будет заключен на год.

Первые недели все шло гладко, но женщины есть женщины, и заподозрили они неладное: «Признавайся, ты в положении?» - прижали они к стенке своего секретаря. Краткое «да» не доставило им особой радости, и ими тут же были предприняты меры: за два дня до окончания испытательного срока был издан приказ по предприятию об увольнении секретаря-референта за неудовлетворительный результат испытательного срока.

Девушку фактически вышвырнули на улицу, не выдав ни копейки, хотя работа в течение испытательного срока оплачивается так же, как и любая работа.

Владелицам фирмы даже в голову не пришло, что запись об увольнении в их формулировке превращала трудовую книжку в своеобразный «волчий билет»: кому нужен работник с такой «характеристикой» в трудовом паспорте?

Молодая женщина предъявила свои претензии работодателю, где указала, что ее незаконно уволили, потребовала восстановления на работе. Она подчеркнула, что не только в момент увольнения, но и во время принятия на работу она была беременной (что подтверждается медицинскими документами). Поэтому она просит восстановить ее в должности. Но хозяйки наотрез отказались: – Вон отсюда, мы тебя уволили обоснованно и законно: ты нас ввела в заблуждение – ни слова не сказала о своей беременности в момент заключения договора, а кроме того, не справилась с условиями испытательного срока.

Елена про себя подумала: «Это вообще надо быть какой дурой, чтобы устраиваться на работу и афишировать свою беременность! Хорошо, что женщине хватило ума умолчать об этом».

Елене вспомнилось, как много лет назад, имея малолетних детей, при дипломе с отличием она не могла никуда устроиться. Если бы не ученики матери, выбившиеся в начальники, не видать ей работы, как собственных ушей.

Положив ладонь на руку молодой женщины, она сказала:

- А теперь мы пойдем к одному человеку, к юристу. Я верю, что он вам поможет. Подумайте о малыше и не делайте из всего этого трагедии. Тысячи женщин сталкиваются с такой проблемой.

После ухода Марины Александр Семенович зашел к Елене.

- Ну что, есть возможность что-то сделать? – встала Елена из-за стола.

- С первого взгляда ясно, что трудовое законодательство грубейшим образом нарушено, - ответил Саша. – Трудовой кодекс предусматривает, что беременная женщина в период действия договора и испытательного срока в том числе, не может быть уволена, даже если для этого есть основания. Она может быть уволена только  в одном случае – при ликвидации предприятия. Но предприятие успешно работает.

Если с ней был заключен срочный трудовой договор и последний день трудового договора совпал с периодом беременности, то он не может быть прекращен работодателем и продлевается на соответствующий срок – до наступления у женщины права по беременности и родам. Вот такие гарантии устанавливает трудовое законодательство в отношении беременных женщин.

Мало того, работодатели обязаны предоставить женщине дородовой и послеродовой отпуск до трех лет и всевозможные компенсации. Вот почему многие из них обычно спрашивают молодых женщин, замужем ли они и не собираются ли создать семью. «Мне попадались случаи, когда в тексте трудового договора имелся пункт об обязанностях работницы, где черным по белому указывалось: «Обязуюсь в течение всего срока действия настоящего договора не вступать в брак и не рожать», - добавил Рывкин. - Такие действия руководства предприятий, конечно, являются незаконными по отношению к женщинам и выказывают явное неуважение к их правовому статусу, однако работодатели делают это преднамеренно, для того, чтобы исключить проблемы, связанные с беременностью женщины и рождением ребенка: ведь в период нахождения женщины в дородовом и послеродовом отпуске им приходится привлекать к труду кого-то еще.

И все же многие женщины решаются на такие кабальные условия, чтобы только не уезжать за границу на заработки, а трудиться у себя на родине. Таким образом, работницу очень современным способом просто закрепощают.

- Я знаю случай, когда женщина подписала такой договор и все-таки вышла замуж и родила ребенка, а ее уволили по этому пункту, - заметила Елена.

- Но при определенном упорстве ее могли восстановить на работе, - подчеркнул юрист. – Просто у нас многие не знают законов, а если и знают, то не решаются подавать в суд. И все-таки надо быть решительнее – закон-то на стороне будущих матерей.

Рывкин взялся за дело. Его поразили воля и решительность Марины. Он понимал, что дело было не только в деньгах, а и в том, что унизили ее достоинство, лишив возможности устроиться на другую работу. Самое главное, был унижен ее еще не родившийся ребенок – и она пошла на принцип.

Дело длилось не один месяц. Уже будучи на сносях, Марина по собственной инициативе ходила на заседания суда, стояла в бесконечных очередях, в духоте, а ведь всякое могло случиться, не всегда ей уступали место в «зале ожидания», то бишь в коридоре. Но она все вытерпела, и это помогло ей победить.

Рывкин еще раз внимательно изучил документы. В трудовом договоре было указано, что Марина принята на работу с испытательным сроком на два месяца. За два дня до окончания испытательного срока директором предприятия был издан приказ о расторжении индивидуального трудового договора с ней в связи с неудовлетворительным результатом испытательного срока. Было понятно, что установление двухмесячного испытательного срока противоречит закону, так как Трудовой кодекс страны указывает, что для трудового договора, заключенного на один год, срок испытания не может превышать 30-ти календарных дней.

А Елену донимал вопрос, обязана ли была Марина информировать хозяев о своей беременности?

- В законе нигде не сказано, что женщина обязана информировать, - это ее личное дело. И по всем имеющимся документам ее должны были принять на работу без испытательного срока, так как к беременным женщинам испытание не применяется. - Рывкин далее отметил, что в принципе, работодатель имеет право потребовать медицинскую справку о состоянии здоровья – это предусматривается законом. Да и то в предусмотренных законом случаях. Кроме того, фирма не предъявила суду доказательств о том, что девушка непрофессиональна и не выполняла должным образом свою работу. Работодатели должны были предъявить график работы и план заданий на испытуемый срок и результат исполнения. Но ничего этого не было сделано. Неудовлетворенность работой Марины должна была быть доказанной в суде. А график выполненных работ должен был быть оформлен под роспись Марины и работодателя. И даже при этих обстоятельствах все равно хозяева обязаны были выплачивать до- и послеродовые отпуска.

Александр Семенович предъявил суду дневник учета выполненных заданий, который вела сама Марина. Этот документ подтверждал ошибочную позицию работодателя. Но самое главное, указал судебный поверенный в прениях, что приказ об увольнении явно противоречил Трудовому кодексу, где указывается, что увольнение беременных женщин запрещено, кроме случая ликвидации предприятия.

Юрист потребовал аннулировать приказ об увольнении  как незаконный и необоснованный, затем восстановить женщину на работу в должности секретаря-референта и выплатить ей материальную компенсацию за весь период вынужденного отсутствия на работе в размере 4 тысяч 500 леев, покрыть судебные расходы – 2500 леев, а также 5000 леев в качестве компенсации за нанесение морального вреда в период беременности.

И суд вынес такое решение:

- аннулировать приказ об увольнении;

- восстановить Марину Серову в должности секретаря-референта с последующей выплатой компенсации за весь период отсутствия (вынужденного!) на работе в размере 4500 леев;

- возместить моральный ущерб, который женщина понесла в период беременности в сумме 5000 леев;

- взыскать с ответчика юридические расходы в размере 2500 леев.

Дело в суде было выиграно.

Однако разъяренные решением суда хозяйки фирмы подали прошение в Апелляционную палату. Никакие законодательные акты в защиту будущей матери не казались им препятствием. Конечно, они проиграли.

Обсуждая с Рывкиным полученный результат, Елена обратила его внимание на то, что почти всегда обвинения в бессердечности касаются мужчин. Но редкий мужчина во злобе может сравниться с яростью женщины-собственницы, если задета ее святая святых – деньги!

Превратности судьбы

Это был уже четвертый звонок. Звонок был из банка. Елена в который раз с раздражением отвечала на одни и те же вопросы:

- Да, не проживает… Да, поговорю… Я же вам уже говорила, что ваша проблема лично меня не касается…

Проблема все же касалась ее лично. Речь шла о ее сыне Вадике.

- Ну на кой черт тебе нужно было брать кредит? – предела ее возмущению не было.- Ведь все равно возвращать-то придется!

- Мам, ну ты же знаешь, хотел с Женькой дело провернуть. Если бы получилось, то никаких проблем не было бы…

- Если б, да кабы… Кто строит дела на этом проклятом «если»?!

Тут прорвало Вадика: «Назови мне кого-нибудь, кто начинал бы в твердой уверенности что-то? Назови! Только не приводи в пример волосатых горилл… У тех свои понятия… И то…

Елене нечего было ответить. Тем более, что картина усугублялась тем, что Вадим потерял работу: фирма, где он работал, лопнула. И вот уже несколько месяцев он копался в дебрях Интернета, в газетных объявлениях, спрашивал у приятелей… А тут еще и жена, и ребенок… Скандалы почти каждый день. У него была хорошая голова и руки на месте, вот только ветер дул не в его паруса.

- Я уже за тебя один раз внесла деньги. Но так же не может продолжаться до бесконечности...

Вадим с тоской глядел в окно и автоматически повторял одну и ту же фразу: «Устроюсь – верну…».

Устраиваться- то он устраивался, но в последнее время ему попадались одни «кидалы». Обещают одно, а на деле… В общем, надо было выкручиваться.

На этот раз с ней говорили довольно резко:

- Если на этой неделе не будет внесена очередная сумма, мы наложим арест на ваше имущество.

- Ну, во-первых, сумма не так велика, чтобы разорять людей, - не выдержала Елена, - и вы не со мной заключали контракт; во-вторых, Вадим не проживает здесь; в-третьих, вы должны были учитывать риск просрочки платежа. Он-то потерял работу, а найти другую – вы же ему не поможете, и еще клюете. И кроме того, что вы мне угрожаете? Я понимаю, что у вас такая должность, и вы за нее дрожите…

Елена прекрасно понимала, что все равно раскошеливаться придется ей, но ведь должно же быть какое-то разумное решение при таких обстоятельствах! А тут еще и проценты растут.

- Давайте встретимся с вами и обсудим ситуацию, - предложил телефонный собеседник.

- Вам бы лучше с ним переговорить…

- Поймаешь его!

- А вы как думаете, ему легко? И что он вам сейчас может ответить?

Елена вдруг оборвала себя: – Ладно… Как я вас узнаю?

- Разберемся. Встретимся у Дома армии. Я высокий и довольно грузный. Зовут меня Павел Андреевич. А вас?

- Я, Елена Васильевна. Буду в черном берете.

Она постояла с минуту на условленной остановке. Представитель экономической безопасности банка оказался мужчиной классического крутого вида. Особенно хорош был выбритый складчатый загривок. «Явно из отставников», - решила Елена.

Мгновенно оценив ситуацию, Павел Андреевич куртуазно начал:

- Вы, такая интересная женщина, как вы не смогли убедить сына, что ни в коем случае не следует брать кредита.

- Вы забываете, что он взрослый мужчина…

- Ах да, но я своему сынку сказал: запомни раз и навсегда – не связывайся кредитом с банками. Это же петля! Я понимаю, когда дело идет о больших суммах… А на мелких – ух, сколько народу погорело!..

- Ну и что будем делать?

- Давайте погасим долг ежемесячными суммами, хоть малыми. А я какое-то послабление по процентам придумаю…

Елена с иронией посмотрела на благодетеля. Вместе с ним вошла в банк. Уплатила долг за два месяца. Павел Андреевич протянул ей руку.

- Почему левую? – удивилась она.

- Ближе к сердцу, - голосом с сахарным песочком произнес Павел Андреевич.

Неожиданно для себя, она вдруг доверительно прошептала:

- Вы так напоминаете мне еврея. У меня столько друзей среди них… Да и у самой меня, знаете ли, корни…

Его хватила оторопь:

- Да вы что! Да у нас в роду все потомственные офицеры!

- А это что, национальность такая?

- Вы уж постарайтесь…, - забегал он глазами.

- Да уж…

И Елена направилась в редакцию. Она поинтересовалась у Маши, что там с ее проблемой. – Да вот, с Александром Семеновичем настоящую тактику разработали. Я со своим бывшим созвонилась и сказала ему, если по-мирному не снимет с квартиры фирму, доведу дело до суда.

- И что он?

- Юлил, обещал что-то…

- Значит, пережди. Может что выйдет без судебного разбирательства.

Разобравшись с макетом газеты (материалов было достаточно, с разбивкой по полосам тоже было все в порядке), Елена оставила одну из полос для очередной закрученной истории.

Пролистав книгу записей посетителей общественной приемной, желающих получить консультацию, Елена обратила внимание, что очень многие хотели бы разобраться в наследственных делах. - И это не удивительно, - сказал Рывкин, заглянув к ней в офис. – Времена пошли другие, а Жилищный кодекс, как вы уже знаете, остался без изменений еще с 1983 года. Что-то делается по совершенствованию законодательства, но пока… И если хорошо подумать, что более ценного может оставить наш среднестатистический человек, кроме приватизированной жилплощади? - На эту тему есть у меня довольно любопытная история, - я начну ее, а потом принесу и папку с делом.

***

Как-то в один из знойных летних дней, ближе к полудню, к Рывкину постучалась немолодая, скромно одетая седая женщина с короткой стрижкой. С самого начала он обратил внимание на ее явную нервозность: дрожь в руках, тусклые безжизненные глаза, срывающийся голос… На протяжении ее рассказа он не раз подносил ей стакан воды, чтобы как-то успокоить…

…Элина Михайловна прожила в первом браке довольно долгую жизнь. Но, к несчастью, ее супруг рано отправился в мир иной, и молодая еще женщина познала всю горечь вдовства. Как и любая другая на ее месте, она тяготилась своим одиночеством, и глядя порой в зеркало и замечая очередную метку времени, вздыхала, все еще на что-то надеясь.

Работала она экономистом на заводе «Мезон», и вся ее жизнь состояла из одного маршрута: из дому – на работу, с работы – домой. Так прошло 10 лет. Распад огромной страны разрушил и этот безрадостный мирок одинокой женщины. Она уже была не в силах конкурировать с бойкими специалистами новой волны. И по ней, как по тысячам других, ударила безработица.

Положение было отчаянное. Однажды, задумавшись, стояла она в очереди за хлебом. А это был как раз тот самый переходный момент, когда старое – очереди, например, - не ушло, а новое – еще не успело о себе заявить. Какой-то довольно приличный на вид господин пытался протиснуться без очереди вперед. Элина Михайловна, не удержавшись, сделала ему замечание, тем более, что он хотел обойти ее.

Мужчина обернулся. А тут как раз хлеб и закончился. Спорить было не о чем. Победила нужда. Однако… Что-то подтолкнуло их друг к другу. Так они и познакомились. Семен Александрович давно развелся, и, как оказалось, был довольно предприимчив: крепенький кооператив давал возможность приличного существования. Правда, проживал Семен Александрович не в городе, а в Вадул луй Водэ, но это ничуть не мешало ему в его делах! Вскоре наши герои поженились. Элина Михайловна прописала его к себе.

Как же ей все завидовали! Да и сама она считала все происходящее чудом. На какие-то мелочи в характере своего супруга закрывала глаза, что уж тут капризничать! - хотя иной раз и задевала ее его скупость.

Так прошло семь лет. За эти годы у немолодой уже супружеской пары родился сын, Димочка, но, к их общему прискорбию, был он нездоров физически с рождения, и вряд ли когда-либо его здоровье поправится. Однако рос он понятливым и любознательным мальчишкой. А тут проявилась еще одна черта Семена Александровича – то, что он женолюбив, было ясно с самого начала; но главное было в другом: если чувства овладевали им полностью, он тут же заводил новую семью. Опыт у него был неоднократный. Элине Михайловне недолго пришлось догадываться, что у Семена Александровича появилась очередная пассия.

Галина Владимировна не была обременена семьей. Предыдущий брак у нее распался. Была она жизнерадостна и беззаботна, так что проблем во взаимоотношениях не предполагалось. В общем, покинул Семен Александрович Элину Михайловну с больным сыном, перекочевав к Галине Владимировне и заключив с ней законный брак. Элина Михайловна выписала его из своей квартиры, а Галина Владимировна прописала в свою. Проживали они в этой квартире втроем, вместе с тещей. Втроем и приватизировали жилье.

Но тут случилось несчастье: как-то утром, в спешке, переходя в неположенном месте дорогу у «Грин Хиллса», огромного супермаркета, теща попала под колеса автомобиля и, не приходя в сознание, скончалась. Завещания она не оставила.

На день гибели ей принадлежала треть квартиры. Зять по закону не включается в категорию наследников, так что наследницей стала ее единственная дочь, Галина Владимировна. Таким образом, две трети жилплощади перешли к ней, и она оформила наследство на себя в соответствии с законом.

Но беда не приходит одна. Трудно поверить, спустя всего два месяца, торопясь на работу, Галина Владимировна попала, как и мать, под колоса иномарки и в тот же день отошла в мир иной.

Погоревав сколько положено, Семен Михайлович решил окончательно оформить квартиру на себя, ведь по закону переживший супруг становится наследником первой очереди.

Однако жизнь полна неожиданностей.

Семена Александровича ждал сюрприз. Оказывается, у погибшей Галины Владимировны было двое взрослых сыновей от первого брака, контакта с которыми она почти не поддерживала. Общалась она со своими чадами крайне редко, да и они не проявляли никакого интереса ни к ее жизни, ни к жизни бабушки, так что скрыть от Семена Александровича их существование Галине Владимировне не составляло никакого труда. Она прекрасно понимала, что не видать ей супружества с ним, как собственных ушей, если он узнает, что у нее есть взрослые дети.

Семена Александровича потрясла повестка в суд, где истцами значились двое сыновей Галины Владимировны, претендовавшие на две трети квартиры, оставшейся в наследство после гибели их матери. Они подали заявление нотариусу для принятия наследства в шестимесячный срок с момента его открытия.

Его хватил удар. Придя в себя в больнице, он успел составить завещание в присутствии нотариуса в пользу… своего сына от Элины Михайловны, на которого прежде не хотел выплачивать даже алименты, и… умер. Так возникла наследственная трансмиссия, когда наследник (Семен Александрович) умер после открытия наследства своей покойной супруги, так и не успев его принять. При таких обстоятельствах право принять наследственную долю переходит к его наследникам, в нашем случае, - к малолетнему Дмитрию.

Предметом наследственного актива, который Семен Александрович указал в завещании, значилась одна треть идеальной доли квартиры. А в отношении жилой площади, которая осталась после смерти Галины Владимировны, развернулась судебная борьба.

Семен Александрович мог унаследовать две трети жилища, принадлежавшие погибшей жене, при условии отсутствия других наследников первой очереди.

А так эти две трети в сложившейся ситуации надо было разделить пропорционально на троих, это ни в коей мере не устраивало Семена Александровича. Он не выдержал такого потрясения.

На первое судебное заседание с повесткой, ранее побывавшей в его руках, пришел Рывкин. Производство по делу было приостановлено до определения правопреемника выбывшего из дела Семена Александровича, которым стал несовершеннолетний сын, опекаемый матерью.

За это время Элина Михайловна получила свидетельство о праве на наследство по завещанию в отношении одной трети идеальной доли в квартире, которая принадлежала Семену Александровичу.

- Требования детей Галины Владимировны правомерны, - разъяснил Александр на следующий день Елене, - но… лишь отчасти.

Дети Галины Владимировны требовали для себя две трети идеальной доли квартиры, так как эти доли, по их мнению, принадлежали их матери. «И пусть сын Семена Александровича довольствуется третью квартиры как наследник их отчима», - решили они.

Но сыновья Галины Владимировны упустили из виду, что по закону их отчиму полагается одна треть из двух третей, принадлежавших их матери, как законному супругу, потому что он наравне с ними наследует в равных долях имущество своей бывшей супруги. То есть сын Семена Александровича, кроме того, что он уже был исключительным собственником квартиры в части одной трети идеальной доли, которая досталась ему по завещанию от отца, должен был также стать и собственником (сособственником) и двух девятых идеальных доли, которая причитается ему в силу наследственной трансмиссии по закону. Всего – пять девятых от общей собственности.

В свою очередь, двое детей Галины Владимировны должны были получить как наследники по закону первой очереди по две девятые идеальные доли каждый.

Эти аргументы и были положены в основу предмета встречного иска Элины Михайловны. Рывкин стал на сторону большого ребенка не только в силу законности требований опекающей его матери, но и в силу сочувствия к ребенку, нуждающемуся в дорогостоящем лечении, и к его матери, находящейся на грани нищеты.

Во встречном исковом заявлении Рывкин потребовал частично отказать в удовлетворении основного иска сыновьям Галины Владимировны и удовлетворить полностью встречный иск и признать за сыном Семена Александровича две девятых идеальной доли жилья. – Такую же долю необходимо признать и за двумя сыновьями Галины Владимировны – по две девятых доли каждому, подчеркнул в прениях судебный поверенный.

Суд согласился с предметом и основанием встречного иска, полностью удовлетворив его.

Сыновья Галины Владимировны решили обжаловать принятое судом решение и подали апелляционное заявление в вышестоящую инстанцию. И проиграли.

 

***

- Страшноватая история, - в задумчивости произнесла Елена. – Ведь если подумать о всех перипетиях, связавших судьбы этих, фактически чужих друг другу людей, хотя и связанных формальными и фактическими родственными связями, то в голову приходит мысль, что история каждого могла бы иметь совсем другой, и, может быть, более счастливый поворот.

- Банально, но факт, на чужом несчастье трудно построить собственное благополучие, - подхватил Саша. – Ведь посмотрите, если бы сыновья Галины Владимировны были повнимательнее к матери, она бы никогда не вышла замуж за Семена Александровича. Тому ведь не нужна была вдова с прицепом.

- А Элине Михайловне не пришлось бы все это время одной мучиться с больным ребенком…

- Да мало чего могло быть, - усмехнулся Саша. – Знать бы где упасть, да соломку б постелить…

Скользкое дело

После интервью, которое Елена взяла у одного столичного босса, положив в свою безразмерную (настоящий бермудский треугольник: ничего в ней не найдешь!) сумку диктофон, она поспешно засобиралась к себе в офис, но чиновник вдруг остановил ее вопросом: - А что вы считаете самым больным вопросом нашей, скажем так, - повседневности?! - Я не задумываясь сразу вам отвечу, - с полдороги к двери обернулась Елена: - Кадры! Как говорил практик социалистического строительства: «Кадры решают все!, - так и я не постесняюсь его процитировать.

- Что правда, то правда!

Елена выскочила на улицу, не имея никакого желания продолжать дискуссию дальше. Только все равно тема заставила ее вернуться к тому, в чем она пыталась разобраться у себя на работе.

Уехала за рубеж, к себе на историческую родину, в Россию, Люся. И пару месяцев назад Елена взяла на освободившееся место корректора Екатерину, моложавую (ни за что не скажешь, что на пенсии), невысокого росточка женщину. Елена работала с ней лет 15 назад в другой газете. Катя звезд с неба не хватала, и когда Елена оттуда ушла, она не потянула за собой старательную, но все же посредственную работницу.

И вот совсем недавно, в поисках корректора, Елена, отсеяв человек восемь и уже совсем отчаявшись, вспомнила о Кате, благо телефон не изменился, и пригласила к себе, так сказать, внештатником.

Катя еще работала и подрабатывала: «Разве проживешь с такой пенсией? Так уж и быть – потяну еще одну газету».

Но с самого начала Елена поняла, что сглупила, однако отступать пока было некуда.

Полина Аркадьевна, старушенция в буклях, занимавшаяся подпиской, уже успела ей нашептать: - Елена Васильевна, вы себе не представляете, как она вчера наорала на Бэлочку! Та принесла репортажик, так эта… - Полина Аркадьевна кивнула в сторону редакторского стола, - села на ваше место, и ну ее метелить: и не так написала, и не то сделала! Бэлочка ушла вся в слезах.

«Ну все, - подумала Елена, - синдром «барской барыни»! Елена знала, что раньше у Катеньки было свойство крепко прилипать к руководству. Ну нравилось ей быть пригретой! Оказывается, годы ничего не меняют…

- Еленочка Васильевна! – щебечущий голос Катеньки прервал мысли Елены. – А я тут вам подарочек принесла. – И на столе матовым бочком повернулась баночка с кремом. – Вот этого не надо. Я как-нибудь своим обойдусь…

Катенька нахмурила бровки – я ж как лучше… Елена протянула ей правленые страницы:

- Попрошу тебя, дорогая, не переходить рамки корректуры. За текст отвечаю я. А ты вот, увлекшись, не заметила грубейшей ошибки: вместо «погибших миллионов» ты оставила «погибших миллионеров»… А ведь речь идет о жертвах второй мировой войны… Лицо у Катеньки вмиг побагровело: «Меня никто так не укорял никогда, а вот вы…».

Елена за те несколько месяцев, что Екатерина хозяйничала в корректуре, подыскивала замену и с ужасом констатировала, что девочки с университетским дипломом буквально тонули на мели, и ей еще придется неизвестно сколько терпеть Екатерину. Но главное, картинка прояснилась, откуда у «барской барыни» такой гонор – незаменимая, ведь!

Однако позавчерашняя стычка с «незаменимой» окончательно вывела Елену из себя.

- Чего это вы столько платите Мите, - заикаясь от возмущения и почти визжа, выдавала ей Катенька. – Значит, моя работа не ценится? Я тогда уйду.

И Елена молниеносно уцепилась за последнюю фразу:

- Ты последний номер собираешься дочитывать? Если нет, завтра здесь будет другая.

Катенька опешила: - Вот вы какая, уж и слова сказать нельзя?

- Запомни, нечего в чужой карман заглядывать! Ты никогда не получишь у меня и половины того, что имеет Митя. И это справедливо!

И спрашиваю еще раз: ты завершишь работу?

- Я что, подводила вас когда-нибудь? – Катя обиженно сомкнула губы в куриную гузку и вышла.

- Ну все, - облегченно вдохнув, успокоилась Елена. – Любая, только не эта! Но ей повезло. Заглянувшая на минуту Машенька напомнила ей о Шелиной. Как же она могла упустить такого человека! Вот всегда так, проходим мимо достойных людей, а потом локти себе кусаем…

День еще с утра выдался странный. Моросило. По краям тротуара пенсионеры расставили ведра с цветами, разложили было книги, но потом оставили только то, что кое-как прикрывали выцветшие зонтики. Полицейские, обычно разгоняющие этих «бизнесменов», еще не замелькали на горизонте. Было довольно рано. Навстречу шла длинная, как телеграфный столб, прямая и сухая городская сумасшедшая со старым бульдогом, - бывшая преподавательница физкультуры престижной школы, где когда-то училась дочь Елены. Женщина, совершавшая променад, как уже заметила Елена, в одно и то же время, всегда поражала публику своими нарядами. На этот раз ее голову украшала белая широкополая шляпа с длинной вуалью, натянутая на плотно стягивающий череп арафатский платок. Многослойное зелено-коричневое платье до пят напоминало одеяния кинодив начала эпохи «великого немого». На ногах красовались надетые на огромные, почти мужские штиблеты прозрачно-белые бахилы. Левая рука держала собачий поводок, правой женщина выставила разрисованную детским орнаментом картонку от обувной коробки с надписью «Живем в аду». На деревянном лице с застывшими мышцами едва шевелились тонкие губы. Елена ухватила несколько обрывков фраз. Женщина беседовала сразу с двумя президентами – местным и российским.

Эта фигура преследовала ее весь день.

- Тьфу-ты, - пыталась отогнать от себя видение Елена.

А тут еще эта проблема с Катериной. Ладно, вроде все разрешилось. С Шелиной, Елена была уверена, она найдет общий язык. Хотя бы скорее день прошел.

Едва стали опускаться сумерки, Елена, подготовив все для работы на завтра, уже готовилась повернуть ключ в замке, как вдруг, замерев, остановилась. Прямо в ее сторону порывистым шагом по коридору буквально летел Рывкин. Никогда она еще не видела молодого человека в таких расстроенных чувствах. – Саша! – преградив ему дорогу, воскликнула Елена. – Он, как бы очнувшись, растерянно посмотрел на нее, и вдруг разразился тирадой:

- Обмануть меня! Зачем? Забить гол в собственные ворота! Сыграть против самого себя! – продолжал он уже в кабинете Елены, открывавшей вновь двери офиса.

- Да успокойтесь! Сыграл против самого себя! – иронично повторила она. – Я не знаю, о ком это вы, но я думаю, что о каком-то состоятельном клиенте.

Быстрый взгляд Саши подтвердил, что она на правильном пути. И она продолжила, давая возможность юристу придти в себя:

- Может этот тип, я не знаю о ком и о чем идет речь, вообще плевал на то, чем вы занимаетесь. Может, все ему кажется репетицией, и он уверен, что деньги могут изменить любую ситуацию, независимо от того, найдете вы аргументы в его пользу, или нет… Его, может, еще петух в башку не клюнул… - с вдохновением продолжала Елена.

Рывкин, подперев кулаками лицо, смотрел перед собой.

Елена продолжала ерничать:

- Я уверена, что этот кошелек с ушами, считает всех дураками, а таких, как мы, - в первую очередь. И забывает, что, сколько веревочке не виться, а конец все равно будет. - Тоже мне умники, - уже растравив себя и думая теперь о своих проблемах, раздраженно выплескивала Елена: - Много вы видели высоколобых среди «новых»? А то, что обросли дипломами и званиями, так это вроде бутафорских регалий и орденов.

- Елена Васильевна, - наконец заговорил Александр. – Вы даже не представляете, как верно вы обрисовали портрет этого, этого…

- Ладно, - вдруг успокоившись, - остановился он. – Пусть происходящее станет мне уроком. А, может, и для других. – Знаете что, - давайте-ка этот эпизод из моей практики сделаем сюжетом для следующей публикации.

- Идет, - кивнула Елена, вставляя новые батарейки в диктофон.

 

***

 

Из диктофона звучал почти незнакомый голос Рывкина. Елена, двигая ленту вперед-назад, записывала.

Семь лет назад вернулся в Молдову из зарубежья один из эмигрантов, не нашедший себе занятия на исторической родине. Сам он был экономистом, но пристроиться по специальности ему так и не удалось.

Мойщик посуды, официант, дворник – вот все, чего ему удалось достигнуть за время эмиграции. Нельзя сказать, что он в чем-то нуждался. Ему даже удалось скопить довольно кругленькую сумму за 10 лет. И как оказалось, деньги не давали полного ощущения счастья. Хотелось еще чего-то такого... Более высокого общественного статуса, что ли? А вот это ему совершенно не светило. И решил он открыть собственное дело в Молдове.

В 2000 году учредил он предприятие со стопроцентным зарубежным, т.е. своим капиталом, придумал название из начальных букв собственных имени и фамилии. Предприятие, созданное Эмилем Бергом, должно было заниматься животноводческой продукцией и ее переработкой.

Объездив всю республику, господин Берг остановился на мясокомбинате на севере страны. Объект был в запущенном, фактически нерабочем состоянии, но это не остановило шустрого бизнесмена, и он его приобрел. В своих действиях он руководствовался только интуицией без какого-либо экономического анализа ситуации. Естественно, не имея грамотного бизнес-плана, он не соотнес свои средства с реальными затратами на реконструкцию объекта и его запуск. В общем, «кот в мешке» обошелся ему в копеечку. К тому же он не учел конкурентности (а в выбранном им регионе уже действовали подобные местные предприятия).

И дошло до Эмиля, что ему понадобится еще лет пятьдесят работы в Израиле, чтобы чего-то добиться. И стал он метаться в поисках выхода. Выбор был небольшой:

- одолжить деньги у частного лица;

- взять кредит в банке;

- найти партнеров по бизнесу.

Он остановился на третьем варианте. Партнером стал его товарищ, Владимир Митрохин, которого он знал еще до отъезда в Израиль. За Владимиром денежки водились, но своего дела он не имел, а работал охранником и одновременно подрабатывал в обменном пункте одного из банков. Известен он был в определенных кругах как своей физической силой, так и определенной незамаранностью репутации.

Так вот друзья-приятели ударили по рукам. Но почему-то Владимир не хотел особо светиться. Однако, он гарантировал стопроцентную реконструкцию предприятия за свой счет и оговорил условия, что, пока он не вернет своего вклада, прибыль будет направляться только ему, и лишь затем все пойдет пополам. На том и порешили.

Но бизнес затянулся на долгие годы. К тому же у Владимира на семейной почве возникли неприятные моменты: ушла жена, с дочкой начались нелады.

А тут и проблемы с экспортом мяса в Россию не заставили себя ждать. В отчаянии Эмиль предложил другу купить у него свою долю – половину предприятия. И тут Владимир пришел в ярость. Он и так вступил в это дело, чисто по-дружески, а теперь, при всех его проблемах, ему и вторую половину предприятия, еще не начавшего работать, но уже убыточного, навязывают?!

Тогда Берг заявил, что продаст свою долю третьему лицу, на что имеет право. Владимира явно не устраивала эта затея. Зачем ему нужен новый, к тому же неизвестный партнер?

И он потребовал от Эмиля возврата всех денег, вложенных им в общее дело в течение 5 лет – с 2001 по 2006 год.

Фишка состояла в том, что деньги от Владимира шли неофициально, под долговую расписку от Эмиля. Все расписки хранились у Владимира за семью замками.

Кроме того, во взаимоотношениях партнеров по бизнесу был еще один нюанс: Владимир не оформился в качестве пайщика с самого начала, а только спустя три года юридическим партнером по бизнесу, формально, стала его мать. Суммировав все свои вклады по распискам, Владимир подбил итог – четыреста тысяч леев. Затем его мать подала иск в суд к Эмилю Бергу, в котором потребовала от него возврата этой суммы. Ох, как же неглуп оказался Владимир! Ведь иск подал не он, а его мать, пенсионерка 1929 года рождения. Поэтому суд освободил ее от уплаты 3-процентной госпошлины. А это ведь какая солидная сумма с четырехсот тысяч!

Суд также наложил арест на долю Эмиля Берга в предприятии и на имущество, приобретенное в 2001-2006 гг. (был куплен земельный участок), и на само здание мясокомбината.

Диктофон замолк. Как раз на этом месте Рывкин прервал свой рассказ. Просмотрев написанное, Елена позвонила ему, и они условились на четверг продолжить начатое.

- И вот с этого момента начинается та самая глупость, промашка – можно назвать как угодно то, что натворил Эмиль, - продолжил через день Рывкин. – Дело в том, что часть расписок, хранящихся у Владимира, подписывал не он, а его секретарь (!). Какие из них, Эмиль не помнил, но зато точно знал, что не все подписи сделаны им. А он сказал мне, что абсолютно ВСЕ расписки составлял и подписывал другой человек.

Я, опираясь на то, что говорил мой клиент и веря, что это правда, а как же могло быть иначе?! – отправил расписки, которые по моему настоянию, предъявил Владимир, на почерковедческую экспертизу. Ведь если все было так, как утверждал Эмиль, результаты экспертизы стали бы решающим доказательством против незаконных требований Владимира (в лице его матери)!

Но Владимир прекрасно ориентировался во всем. И если Эмиль не помнил, какие расписки оформлены им, то Владимир был очень ловок: он передал в суд только те расписки, которые были сделаны должником. Он-то серьезно относился к тому, за что боролся.

Саша вытащил из кейса несколько страниц:

- Вот, полюбуйтесь, заключение экспертизы.

Елена внимательно изучила бумаги. Там, не вызывая никаких сомнений, экспертиза подтверждала законность требований Владимира.

- Да если бы я знал, что Берг подписал хоть одну расписку, у меня бы и мысли не возникло о почерковедческой экспертизе! А теперь такой облом! – Рывкин оперся лбом о ладонь. – Но каков Владимир, а?!

- А каков ваш клиент? Мало того, что он обманул вас, а фактически – себя, так он еще и бесконечно недальновиден, не хочу назвать его покрепче, а ведь язык так и  чешется! Послушайте, ведь как звучит: «Дурак!» Какое емкое и точное слово! И с каким партнером связался ваш подзащитный! Разве не вызывало подозрения, что тот вместо себя оформил мать? Смотрите, как неаккуратно Берг оформлял суммы, получаемые от Владимира! Ведь если он не всегда подписывал бумаги, значит кто-то другой тоже мог воспользоваться этим и наклепать массу таких расписок от его имени в свою пользу!

Да что там говорить! Почему вам, я подчеркиваю вам, своему юристу он ничего не сказал об этом?!

- Если бы я знал, кого придется защищать, я, вероятнее всего, не взялся бы за это дело. Но не надо спешить с выводами, - ответил Александр Семенович. – Человек, пусть легкомысленный и не совсем чистый в делах, все-таки доверял своему партнеру и пытался как-то решить проблему и найти выход.

- Ага, а партнер-то сразу же – и в суд! Он хоть раз предлагал хоть какое-то другое решение?

- Ни разу! – вырвалось у Рывкина.

- И все равно, что-то во всем этом скользком деле, - произнес Александр Семенович, - было не так. В конце концов, оба партнера достойны, как оказалось, друг друга, и если один настаивает в суде на своей правоте, то почему другой не может защищаться? Так что я не отказываюсь от защиты своего клиента.

- И что, продолжите это дело? Ну-ну… Вы уже все продумали?

- Надо оттянуть время. Мне все-таки хочется разобраться, где тут собака зарыта. Использую некоторые юридические крючки. Иск подан в одном секторе столицы, а Эмиль проживает в другом. Передадим дело в соответствии с правилами о подсудности.

Эта и другие проволочки дадут мне возможность подробней изучить документы по мясокомбинату.

Время шло. Елена успела опубликовать уже пару других историй. А скользкое дело все никак не двигалось с места.

- Э нет, вы не правы, - весело отреагировал Рывкин на скепсис Елены.

- Я за это время кое-что нарыл. Я ведь рассуждал как. Если бы партнеры были честны по отношению друг к другу, то, в первую очередь, составили бы договор, где было бы указано, что в совместном бизнесе как прибыль, так и убытки должны распределяться пятьдесят на пятьдесят. И в случае неудачи следовало бы продать предприятие и полученные средства поделить пополам. С тем и разойтись мирно. Но самое главное, партнеры должны были согласовать в письменном виде порядок и форму капиталовложений и правила игры на случай, если дело не пойдет. И исключить возможность требовать одну и ту же сумму два раза – через возврат долга и путем продажи общего дела с распределением убытков пропорционально вкладам.

И так как мать Владимира, формально, числилась партнером Эмиля и давала ему деньги якобы в долг, то суд явно может принять сторону Владимира.

Теперь передо мной встала задача: доказать, что эти расписки являются не документами, подтверждающими долг, а актами, удостоверяющими вклад в бизнес.

С одной стороны, эти расписки демонстрируют юридическую безграмотность Эмиля, с другой же – эти бумажки являются и подтверждением вкладов в общее дело.

- И, обратите внимание, - Рывкин пристально посмотрел на Елену, - копаясь в бумагах комбината, я обнаружил еще одно действующее лицо этого драматического действа. Оказывается, два друга имели при деле наемного директора, Лилию Капак, дочь одного высокопоставленного чиновника, который мог бы пригодиться им в дальнейшей работе. Я встретился с ней, молодым юристом, и спросил, почему она не ставила в известность и не предупреждала г-на Берга о том, что нельзя так оформлять денежные взносы, на что она ответила: «Я ж ему говорила, что сегодня вы друзья, а завтра станете врагами, и нельзя так глупо доверять, особенно в наше время. Но все было впустую».

- Вы должны были настоять, в конце концов сказать, что если вас не слушают как юриста, то вы уйдете с работы.

- Я очень нуждалась тогда в деньгах, - последовало в ответ.

- У вас есть шанс хоть немного посодействовать нам. Помогите найти нужные бумаги, - попросил я ее. И Лилия включилась в дело.

Я объяснил ей, что получается странная картина. Владимир в лице матери хочет убедить суд, что четыреста тысяч леев были положены Эмилем в собственный карман.

- На самом же деле, - Рывкин многозначительно посмотрел на Елену, - эти средства пошли на обустройство комбината, оборудование, строительство и покупку земельного участка, т.е. на общее дело. И я повторюсь, если общее дело не пошло, общий объект надо было продать и распределить убытки пропорционально вкладам.

Я затребовал от Лилии ордера, накладные, чтобы сопоставить цифры с расписками Эмиля, и если они совпадают, то это послужит доказательством, что деньги шли в бизнес.

И был найден документ – смета реконструкции объекта, и сумма сметы полностью совпадала с суммой, указанной в расписках! И эта смета была утверждена на общем собрании пайщиков. Протокол этого собрания подтверждал личное присутствие матери Владимира.

«Таким образом, - продолжила Елена, - расписки не являются документами, подтверждающими долговые отношения между г-ном Бергом и г-жой Митрохиной, а доказывают участие Митрохиной в инвестировании реконструкции мясокомбината».

- Совершенно верно, - кивнул головой Александр Семенович. - Я выстрою свою защиту так: выдвину встречный иск, в котором укажу, что Митрохин Владимир (партнер de-facto) и Митрохина Лидия (партнер de-iure) просто хотят поживиться за счет недалекого партнера, другими словами, продать одного и того же коня дважды. В своем иске я потребую:

- отклонить основной иск Митрохиной Лидии к Бергу как незаконный и необоснованный;

- признать долговые расписки документами, подтверждающими вклад в строительство коммерческого объекта;

- привлечь в судебное заседание Лилию Капак как соответчика по делу;

- взыскать с Митрохиной денежную компенсацию за моральный вред, нанесенный Бергу, и за судебные расходы согласно квитанциям. При этом как соответчики по иску выступят Митрохин Владимир, Митрохина Лидия и Капак Лилия.

- Вот так! – И Александр выжидательно посмотрел на Елену Васильевну.

Та не скрывала своего восхищения выкладками судебного поверенного:

- Это просто находка. Но мне кажется, что Митрохин не должен преждевременно догадываться о ваших ходах.

- Я постараюсь, чтобы этого не случилось.

- А вот я не уверена в вашем клиенте. У меня такое предчувствие, что ваш Берг где-нибудь, да проболтается. Обычно рядом с такими, как он, куча доброхотов. Вы давно виделись с ним?

- Да давненько…

- Смотрите, чтобы ваши старания не пропали втуне. Они, эти дружки, ему еще насоветуют нанять адвоката, попузатей, да посолидней… Вы с него много взяли?

- Как со всех, немного…

- А напрасно! У таких, как этот, другие мерки. Кто больше с него сдерет, того он и будет больше уважать.

- Ну, Елена Васильевна, вы уж слишком…

- Не обижайтесь, годы, опыт…

- А в принципе, я этого не исключаю, - вдруг согласился Саша.

Сюрпризы в этом деле сыпались, как из рога изобилия. Придя с готовым встречным иском в судебное заседание, Рывкин неожиданно столкнулся лицом к лицу со своим… преемником. Персона нового защитника Берга как нельзя больше соответствовала предположениям Елены Васильевны.

- Извините, коллега, - самодовольно произнес он, - но дела не ждут…

И Рывкин вдруг расхохотался. С его плеч как будто свалилась гора. – Бог вам в помощь! – пожелал он вдогонку неожиданному сопернику, - и опрокинул рюмочку-другую в соседнем кафе. – Скользкое дело оно и есть скользкое!

Но спустя всего неделю его буквально достали бесконечными звонками. Звонил Берг, звонил адвокат, приятели Берга: «посоветуй, проконсультируй!»

- Извините, - сдержанно отбивался Александр, я теперь лицо стороннее. У вас есть спец, требуйте с него.

А от нового адвоката, пытавшегося в задушевной беседе выпытать текст продуманного Рывкиным встречного иска, Александр Семенович узнал, что его солидный «соперник» успел уже содрать с Берга сумму, в десять раз превышающую полученный им скромный гонорар за проделанную работу. – Отрабатывайте, коллега, свои кровные, отрабатывайте, - покровительственно похлопал он по плечу разочарованного преемника.

 

Вечером вместе с Еленой Васильевной они вышли из Дома печати.

- Саша, - вы не расстраивайтесь, обратилась она к Рывкину. – Я ведь знаю, осадок все равно остался. Превратим его в бесценный опыт. Хотите, я вам расскажу небольшую историю. Представьте себе… Осень… Свирепствует грипп… Все, кого я встречаю на пути, дают советы, как уберечься от этой напасти. Кто-то душевно объясняет: «Честно говоря, грипп длится семь дней с лекарствами и неделю – без них». Не говорю уже о рецептах, которые отличались друг от друга пропорцией содержащегося в них алкоголя. Туман… Плакаты с лидерами партий… Время предвыборной кампании… Коллега из соседней редакции рассказывает анекдот: «Одна женщина поскользнулась и упала на тротуар. Какой-то приличный господин подбегает к ней и помогает встать. Он даже отряхивает ей пальто. Женщина настолько растрогана, что слезы выступают у нее на глазах: «Как мне отблагодарить вас за вашу доброту?» А он ей в ответ: «Голосуй за мою партию!» Ну а женщина ему: «Э, уважаемый, я ведь ударилась в коленку, а не в голову!». Рывкин и Елена Васильевна расхохотались.

- Так что с чувством юмора у населения все в порядке! Держитесь, Холмс!

– Пока, миссис Ватсон!

Елена шла по улице с улыбкой на губах и с мыслью, что жизнь все-таки имеет и свои светлые стороны, а будущее? Будущее, как всегда, непредсказуемо…